5
Только на четвертый день Шевченко разбил взвод на отделения. Командиром первого отделения он назначил Людмилу Лебедь, оставив за ней обязанности политинформатора. Оказалось, что она даже имеет звание: сержант запаса.
— Командиром второго отделения назначаю красноармейца Трикоз, — сказал Шевченко. — Трикоз, выйти из строя!
Ее он тоже сразу приметил: бойкая, жизнерадостная, с огоньком.
— Командиром третьего отделения будет медсестра Снегирева.
— Товарищ лейтенант, я врач, а не медсестра.
— Врач?! — произнес лейтенант и заглянул в листок, который дал ему Уралов. — А в списках вы значитесь как медсестра.
Снегирева пожала плечами.
— Вы ее лучше освободите от занятий, — вмешалась Широкая.
— Красноармеец Широкая, здесь не собрание, свое мнение оставьте при себе! — оборвал ее лейтенант. — Медсестра Бочкова, выйти из строя!
— Я тоже не медсестра, — отозвалась конопатенькая Бочкова. На вид ей можно было дать лет семнадцать, не больше. — Я санитаркой в госпитале работала. Какой из меня командир отделения.
— Отставить разговорчики!
Почему-то Шевченко вспомнил, как его в училище гонял командир отделения. Первое время ему, корреспонденту районной газеты, казалось, что тот придирается к нему, унижает его достоинство. Особенно было неприятно стоять перед ним по команде «смирно». По территории городка разрешалось передвигаться только бегом. Не скоро все это пришло в норму. Писал даже рапорт об отчислении из военного училища. Из училища его не отчислили, а в другой взвод перевели.
— Полина, пошто отказываешься? — вмешалась Анна Широкая. — Ты же у нас жена командира, притом единственная.
Лейтенант строго посмотрел на Широкую.
— Да, да! У нее муж в штабе работает. Старший лейтенант!
«Это, уважаемая Широкая, я и без тебя знаю».
— Это к делу не относится, — заключил Шевченко. Бочкову назначаю командиром третьего отделения. Ясно? Направо! Командирам отделений выйти в голову колонны Правое плечо вперед... марш!
Над полем ползет редкий туман.
Сначала взвод идет быстро. Потом ноги начинают тяжелеть, скатанные шинели давят на плечи. Все меньше разговоров, все неровнее шаг. Хорошо, что во взводе две боевых и пять учебных винтовок, и несут их девушки по очереди.
— Замыкающие, не отставать! — подгоняет командир сводного взвода.
Замыкающие Плаксина и Шайхутдинова. Обе маленькие. Только Ася Плаксина полненькая. Шайхутдинова тоненькая, хрупкая, внешностью больше смахивает на мальчика: широко поставленные глаза, коротко стрижена, чуть приплюснутый нос, на котором густо высыпали веснушки.
— Газы!
— Этого еще-о не хватало-о! — воскликнула Наталья Трикоз и запнулась: она же командир отделения. Что поделаешь, дисциплина есть дисциплина. Надо надевать противогаз.
— Бросок! — громко кричит лейтенант.
И мчатся девушки, обливаясь потом, по пыльному полю, буеракам. Шевченко приходится бежать то трусцой, сопровождая строй сзади, то легкими стремительными прыжками обгонять строй. Девушки понимают, что этот путь он проходит почти дважды: один раз со строем, другой раз проверяя движение, и злость на него как-то сама собой проходит.
— Снять противогазы!
Девчатам идти стало легче, дышать свободнее. Но так длится недолго, подается новая команда:
— Танки слева!
И снова нужно бежать.
— Ну сколько можно нас гонять! — отставая от других, жалуется Фрося Лютик. Ее остренький нос и подбородок густо покрыты потом.
— Не вопи! — отзывается Людмила Лебедь, поправляя выбившиеся из-под пилотки темные волосы. — Знала, куда шла.
Шевченко подает команду:
— Отбой! Отдых десять минут!
— Перекур с дремотой! — бросает Широкая.
— Она еще шутит! — сердится Людмила Лебедь.
«А почему нельзя? — подумал лейтенант. — Это хорошо, если шутит».
Девчата смеются и вприпрыжку разбегаются по кустам, затем собираются и пластом валятся на обочину дороги, стараясь повыше положить ноги. Пыльная трава уже подсохла, не росная. Лейтенант не садится, расхаживает туда-сюда, будто и не оставил позади десять-пятнадцать километров.
— Сейчас бы горбушку хлеба с сальцем! — мечтательно произнесла Анка Широкая. — Как, Рая?
Шайхутдинова сидит, обхватив руками острые коленки.
— Ай, злой язык! — сказала она и отвернулась. — Нишкни, глупая!
Потом Рая что-то быстро-быстро говорит по-татарски.
«Надо обязательно поговорить с Широкой о недопустимости подобных шуток, — решил лейтенант. — Зачем упрекать девушку за то, что она не ест сала? Значит, не принято у них».