Возле полкового командного пункта Шевченко, наконец, увидел Аленку. Она стояла в группе бойцов и что-то говорила. Через плечо висела сумка с красным крестом. Вдруг она обернулась и увидела Павла. Что-то быстро сказала бойцам, и все повернулись в его сторону. Обрадованная, подбежала, обвила шею руками и стала целовать.
— Алена, бойцы же смотрят! — улыбнулся Павел.
— Пусть смотрят, я им сразу сказала, что у меня есть жених. Павлуша, ты письмо мое получил? Как я рада, что ты приехал! Я ждала...
Перед ним стояла худенькая, с большими карими главами его Аленка. Слегка приплюснутый нос, яркие губы придавали ей задорный вид. Такая же, как всегда, и вместе с тем какая-то другая, еще ласковее. Павел понял, как он счастлив, как безмерно богат: судьба подарила ему эти желанные минуты встречи. И, всегда смелый, находчивый, не нашел ничего лучшего, как задать глупый вопрос, на который заранее знал ответ:
— Что тут делаешь?
— В разведку готовимся. Ребята тут хорошие, смелые. Трудно им. У них даже миноискателя нет. Просто шест. В лесу вырубили и через минные поля ходят.
— Но почему в медсанбате никто не знает, что ты в разведке? Мне по секрету Рахимов сказал, где ты.
— Не знаю. Может, я тут прохожу испытательный срок. Как там наши — Горяинов, Лебедь, Широкая, Комаревич?
— Горяинов позавчера даже на передовую выбрался.
— У него нашлось время?
— Раненых немножко поубавилось. А девчата трудятся на своих местах.
«А о Снегиревой ничего не спрашивает, — подумал Павел. — Какая кошка между ними пробежала?»
— Павлуша, а ту андреевскую девушку где похоронили?
— Мать увезла.
Помолчали.
— Не надо было ее вызывать, — сказала Аленка.
— Но ведь муж был тяжело ранен. Пойми меня...
— Что, она врач? Других-то ты не вызываешь.
— Ты права, но кто же мог подумать? А если бы я…
— Это другое дело...
Замолчали. Но это было недолго. Павел намекнул на трудности службы — одна среди мужчин.
— Верно, — плутовски усмехаясь, сказала Шубина. — Но это вначале. А сейчас они ко мне привыкли, я к ним. Они такие смелые, и все в меня влюблены. Занимаемся по двенадцать часов. Я тоже наравне с мужчинами бегаю, занимаюсь самбо, рацию изучаю. А в землянке мне местечко плащ-палаткой отгородили.
— Ну, теперь ты с любым фрицем справишься!
Алена посмотрела на него как можно спокойней и ничего не сказала. Она фронтовик, боец-разведчик. Для этого она изучает все эти премудрости. И не такая уж она слабенькая, как думает Павел.
— А говорила раньше, что жалостливая... Не сможешь убить фашиста.
— Я и сейчас не знаю, как у меня получится... — Помолчала. — А наш старший сержант, наверное, не москвич. Разговаривает-то по-нашему и «о» растягивает.
«Что она мне про старшего сержанта говорит? — злился Шевченко. — Уж не влюбилась ли? Может, я был несправедлив к ней еще в сводном взводе? А теперь сравнивает. Да, я был строг, требователен, в том числе и к Аленке. Иначе не мог».
— Алена, а почему тебя откомандировали сюда, на эту опасную работу?
— Такая моя судьба, Павлуша, — Помолчала, задумалась. — Мне кажется, нас забросят за линию фронта, может, даже в село, где живет моя тетка.
— Откуда ты знаешь?
— Здесь у меня расспрашивали про село Красное. Ну, я пойду, — подала она руку. — Передай от меня привет всем-всем! Нет, Снегиревой не передавай. Не нравится она мне почему-то... До свиданья, Павлуша, меня ждут! Я буду тебе писать. А ты выбери время и приезжай еще. Может, как-нибудь вечером. Хорошо?
— Я боюсь за тебя...
Комок подступил к горлу.
— Нечего за меня бояться, Павлуша. Меня не убьют...
Павел удивленно посмотрел на Аленку.
— Потому что очень, очень тебя люблю! — взволнованно продолжала она, задержав его руки в своих, маленьких горячих ладонях. — Когда за человека кто-то переживает, с ним ничего не случится.
— Родная моя, милая! — горячо зашептал Павел. — Раньше я ничего не боялся, а теперь боюсь. За тебя боюсь!
— Ничего с нами не случится, Павлуша. Мы обязательно дойдем до Берлина и у рейхстага сфотографируемся. А в день Победы поженимся.
— Ты что? Во Ржеве зарегистрируемся!
Она резко подняла голову.
— А ты считай меня своей женой!
— Я хочу по закону.
— Да, да! Согласна. Как только возьмем Ржев, пойдем в загс. Хорошо, Павлуша? — Она еще раз чмокнула его в щеку, повернулась и медленно пошла. Нет, остановилась, помахала варежкой. И Павел увидел ее глаза, полные слез.
28
Только устроились, развернулись, как через два дня поступил приказ передислоцироваться на новое место. Петровка наполовину разрушена и сожжена гитлеровцами. К селу подступает зимний лес, полный очарования. Под солнечными лучами искрятся снежинки, играют разно цветными огоньками. Но людей на улице хоть шаром покати. Воинские части ушли, крестьян разогнал по избам мороз. Только иногда встретишь мальчугана с санками или на самодельных коньках.