— Анка, не приставай к девчонке, — отзывается Аленка Шубина, показывая свои ровные белые зубы. Она словцо делает это нарочно: мол, смотрите, какие они у меня. У нее в руках пучок порозовевших кленовых листьев.
— А может, с парным молочком захотела, Анка? — светловолосая Ася Плаксина провела ладонью по лицу, снизу вверх. Голос ее был хриплый.
— Согласна и с комбижиром. Я, собственно, не жадная до еды. Кто спляшет «цыганочку»— обед отдам. Ей-богу, отдам! А ну! Ля-ля-ля!
— Ну и артистка же ты, Анка!
— А я люблю утку с яблоками, — говорит ни на кого не глядя Наталья Трикоз. — И еще судачка в тесте. У нас в Днепре их много водится.
— Подготовиться к построению!
Неужели десять минут прошло? Ох, как не хочется подниматься! Но все встают и занимают свои места в строю.
Лейтенант понимал их. Он знал: девушкам трудно, но знал и другое: фронт слабых не любит.
— Ш-шагом арш!
Еще привал. У опушки леса занятия по тактике. Ползки по-пластунски, перебежки.
До лейтенанта долетел приглушенный голос Анки Широкой:
— Этак лейтенант нас замордует!
У Анки под мышками на гимнастерке темные круги от пота.
«Милая девушка, разве мне это нужно. Для вас же стараюсь. Знаю, не одна ты такс думаешь; мол, зачем нужна вся эта муштра, фронт ждет медсестер, умеющих лечить раненых, оказывать им помощь, а не ползать по-пластунски».
— Девчата же мы! — теперь возмущается Фрося Лютик
— И ты себя к девчатам причисляешь? — смеется Широкая.
— Ложись! Короткими перебежками до трех отдельно стоящих сосен — вперед! Боец Шубина, — делает лейтенант замечание, — прижимайтесь, прижимайтесь к земле.
— Какой толк к земле прижиматься!
— Хватит зубоскалить, Широкая!
— Почто так...
— Боец Широкая! За недостойное поведение на занятиях — два наряда вне очереди! — объявляет Шевченко.
— Есть, товарищ лейтенант, два наряда за разговорчики! Сейчас вручите или после отбоя?
— После отбоя с лопатой наедине, — ответил лейтенант, а у самого желваки на лице играют. — Сержант Комаревич, проследите за исполнением нарядов!
— Аня! Брось ты выпендриваться! — зло бросает Трикоз, и ее припухлые, полные губы вздрагивают. — Не хватало, чтобы из-за тебя все отделение в перерыв заставили тренироваться.
Потом были занятия по штыковому бою.
— Коли! — командует лейтенант.
Шевченко удивился проворству и ловкости Аленки Шубиной. Ему нравилось наблюдать за ней, за ее умелыми сноровистыми движениями. Не суетится, упражнения выполняет не хуже мужчины.
— Красноармеец Шубина! Благодарю за усердие в службе! — объявил лейтенант.
Она молча и как-то отрешенно смотрела на командира взвода. Во всем ее облике было что-то очень милое: маленький вздернутый носик, капризные губки, карие, чуть раскосые глаза с длинными черными ресницами. Шевченко вдруг показалось, что перед ним совсем не боец, а участница художественной самодеятельности. Закончится спектакль, Аленка Шубина снимет это обмундирование, и все увидят совсем юную, симпатичную девушку. Но в таком состоянии лейтенант был недолго.
— Красноармеец Шубина, от лица службы объявляю благодарность! — повторил он и крепко пожал руку.
— Служу Советскому Союзу! Устала я, товарищ лейтенант, — тихо прошептала Шубина.
— Это окупится на фронте. В учебе поленишься — в бою намучишься.
— Оно-то так, — заметила Шубина. — Но я же медсестра. Меня призвали раненых лечить, а не в штыковые атаки ходить. — Щеки ее запылали нежным малиновым цветом.
Шевченко слушал Аленку, любуясь порозовевшим лицом девушки, ее доверчивыми карими главами.
— В принципе, вы правы, но на войне всякие ситуации случаются. У нас еще будут занятия по борьбе невооруженного с вооруженным. Тоже не мешает освоить всем. Хотя это больше необходимо разведчикам. — И лейтенант поворачивается к Широкой. — Красноармеец Широкая, возьмите винтовку!
— Есть, товарищ лейтенант! Только я не красноармеец, а ефрейтор! Скоро на петлицах треугольничек увидите. В командиры, так сказать, пробиваюсь.
— Широкая, кончайте паясничать!
— А я и не паясничаю. Я серьезно. Вчера, когда новый командир дивизии приходил в батальон, я не растерялась, честь по чести доложила, что личный состав находится на просмотре кинокартины «Чапаев». Полковнику понравился мой доклад, потому что он крепко пожал мне руку и сказал: «Не красноармеец, а ефрейтор Широкая!» Вот так, товарищ лейтенант.
Шевченко показалось, что достаточно маленькой искры, и он вспыхнет, как сухая трава. Ах, эта Широкая! Нет, сдержался, ответил:
— Пока приказ о присвоении вам звания ефрейтора штаб батальона не получил.
Шевченко подходит к Шайхутдиновой. У нее что-то не ладится. Берет винтовку, показывает.