В медсанбате тиф. Фашисты заразили этого пленного и перебросили через линию фронта к нам. Он думал — все просто, лишившись пальцев на левой руке, попадет в госпиталь, там вылечат и комиссуют. Так говорили ему. Гитлеровцы скрыли, что заразили его тифом. Еще несколько дней он радовался: скоро вернется в свой город. А там дом, работа. Его окружат вниманием. Как же, пролил кровь за Отечество! А придут немцы — тоже в обиде не оставят...
В батальоне карантин. Страшное это слово — карантин! Перекрыты все дороги. Снегирева не спит уже трое суток. Тиф косит раненых. Заболели Широкая, Додонова, Бочкова.
Раненые дивизии поступают теперь в другие медсанбаты армии. Смертность при доставке раненых увеличилась. Просто сказать — в другие медсанбаты. А где они? За тридевять земель!
— Кокнуть бы его сейчас, облить керосином и сжечь!
— Что делать с ним, товарищ Копейкин, и без нас решат.
— Это верно. Первый раз вижу предателя. Немец — это само собой понятно, а то свой, русский человек!
Иван Копейкин поворачивается и уходит.
«Не заразилась бы Алена, — беспокоился Павел. — Ведь ее часто навещала Анка Широкая. Да и самочувствие ее после поездки в Калинин стало хуже. Не надо было мне брать ее с собой. Врачи тоже хороши, отпустили...»
От тифа умирала Марина Додонова. Умирала тяжело: металась, стонала, бредила невнятно что-то о школе. В минуты просветления она поворачивала лицо, полыхающее жаром, в сторону Аси Плаксиной и чуть слышно пересохшими губами шептала:
— Ася, скажи честно, вытяну я? Что врачи-то говорят?
— Выздоровеешь, Маринушка. Выздоровеешь...
И Марина снова впадала в тяжелое забытье.
В полдень пришли ее навестить Горяинов, Варфоломеев и Скринский. Марина открыла глаза, посмотрела на них глубоким взглядом. Выражение боли на лице сменяется улыбкой.
— Ты выздоровеешь, Марина, — утешает Горяинов. — Я знаю, ты поправишься. Ведь Бочкова и Широкая уже выздоравливают. Мы поставим тебя на ноги!
— Попросите Асю, пусть меня вынесут на улицу, — сказала Марина и оживилась, глаза заблестели. — Я хочу услышать чириканье воробьев. Где Снегирева? Пусть споет «Золотые песочки».
— Хорошо, сейчас ты подышишь свежим воздухом, а затем придет Алла Корнеевна.
Когда Горяинов и Скринский ушли, Плаксина и санитар вынесли Марину во двор. На ее щеках появился чуть заметный румянец. Ася обрадовалась — кризис миновал!
Но после того, как Марину внесли в избу, лицо сразу посерело. Она широко открывает глаза и с последним проблеском сознания смотрит на Асю.
— Где же Алла Корнеевна?
— Сейчас придет, Маринушка.
Голова валится набок. Ася дотягивается до ее руки, пульс не прослушивается. Марина лежит неподвижно. Тяжелая болезнь сделала свое. Конец. Марина сгорела как восковая свечка.
Ася надрывно заплакала.
На второй день в тягостном молчании хоронили Марину Додонову. Могилу выкопали недалеко от реки.
— Пусть вечным памятником ей будут лес и речные разливы, — сказал Комаревич. — Она очень любила природу.
Падал густой снег и ложился прямо в могилу. Девчата громко плакали. Шевченко едва сдерживал слезы...
40
Стрелковая дивизия, пополнившаяся свежими маршевыми ротами прямо на поле боя, отошла на отдых. В медсанбате, наконец, появился начсандив, и скоро стало известно, что через несколько дней батальону предстоят передислоцироваться не на двадцать-тридцать километров, как бывало раньше, а значительно дальше. Дивизия выходила из подчинения армии. Карантин с батальона снят.
Первого, кого вызвали к начсандиву, был лейтенант Шевченко. Там же сидел, задумавшись, комбат Травинский.
— Сколько автомашин у тебя на приколе? — серьезно спросил начсандив.
— Одна.
— Одна?! — Кривая усмешка тронула его тонкие бескровные губы. — Молодец! А в автотранспортной роте только половина транспорта на ходу. Ты смотри не хвастайся, а то еще пяток отберут!
— Но у нас и так не укомплектован штат. По списку четырнадцать, — вмешался Травинский.
«Значит, ждать новых автомашин нечего, — сокрушался Шевченко, — коль авторота дивизии не пополнилась ни одним новым: автомобилем. А мы надеялись».
— Все-таки посадите батальон на машины?
Лейтенант задумался.
— Всех раненых срочно определите в госпиталь, а кто выздоравливает — в санроты полков. Завтра съездите на армейский склад, получите материал для обивки кузовов. Только долго не возитесь с этим делом. Команда на передислокацию может поступить в любое время.
— Всех не посадим. Имущества много, — сказал Шевченко.
— Что, у вас уже трофеи завелись?
— Да нет , — ответил командир батальона.