Старуха засуетилась, вытерла подолом лавку, предложила сесть.
Поднялась девочка, сверкая голыми коленками. Мальчик лет пяти лежал на печке и неистово чесался. Девочка побежала к печке, заглянула в один, другой чугунок. Мать шлепнула девочку, и она полезла на печь.
— Вот оно, существование наше, — сказала женщина. — Огурец да капуста — и в доме пусто.
— Огурец да капуста — хата не пуста, хозяюшка, — ответил бодро капитан Криничко и вымученно улыбнулся.
— Вы, значит, окруженцы?
— Да.
— Что же вы теперь будете делать?
— Пробиваться через линию фронта.
— Ой, погибнете вы все, — сказала старушка, — Наши женщины бают, что по всей округе немцев видимо-невидимо! А может, разведем вас по домам? А там фронт сюда придет. Чего ж на рожон лезть? А упрятать мы можем. Люди у нас на хуторе дружные. Добрые люди. Не выдадут.
Криничко взял суховатую, со вздутыми венами руку старухи.
— Спасибо, мать!
— Свекровь правду говорит, — подтвердила невестка.
— Нет, дорогие, отсиживаться мы не имеем права. Да и много нас.
— Ну, смотрите, вам виднее, только жалко вас, сыночки.
Криничко и Шевченко закурили, глубоко затягиваясь. Никогда еще махорка не казалась Павлу такой сладкой.
Копейкин уселся у припечка, достал сухарь, отломил кусочек и бросил в рот. Ел не спеша, рассудительно, по-хозяйски.
Зашли лейтенант Поздняк и сержант Фролов. Глава под заиндевевшими бровями у обоих серые.
— А ты как очутился здесь? — обрадовался Шевченко Фролову. — Где Варфоломеев? Где остальные?
— Все погибли.
— Как погибли?! — Шевченко так стиснул зубы, что желваки на скулах выступили.
— Мы уже подходили к деревне, как вдруг окрик по-немецки и выстрелы в упор. Я долго лежал без движения. Потом убедился, что все перебиты, пополз огородами обратно, а тут слышу шепот со двора: «Сынок, прячься скорей в хлев». Я юркнул во двор. Старушка рассказала, что в школе было человек тридцать раненых и молоденькая медсестра. Нагрянули немцы. Медсестра отстреливалась, последний патрон пустила в себя, но не погибла. Немцы страшно издевались над ней: на груди вырезали звезду и нанесли двадцать восемь штыковых ударов. Всех раненых застрелили. Утром я подошел к землянкам, откуда мы ушли, а там тоже немцы. Чуть не напоролся.
— Узнать бы фамилию этой мужественной медсестры, — сказал Криничко.
— Фамилию? Старушка говорит, что медсестру звали Галей. Фамилия то ли Селетова, то ли Семетова, Скорее всего, Солетова. На Урале таких фамилий много»
Комиссар достал командирскую тетрадь, записал фамилию медсестры и проронил:
— Наверное, из медсанбата соседней стрелковой дивизии.
Шевченко было подумал, а не специально ли старик направил в село, где немцы. А потом отбросил эту мысль.
— И Варфоломеев погиб?! — воскликнула Раи Шайхутдинова, переступившая порог избы. — Погиб...
Она не справилась с собой, уткнулась в плечо Криничко,
— Не надо, Рая, — Тарас Тарасович вздохнул всей грудью. — А впрочем, поплачь хоть ты...
Смерть этой группы потрясла и Шевченко. Нет Варфоломеева, нет Людмилы Лебедь! Нет Снегиревой! Не хотелось верить. Он все-таки очень уважал Аллу Корнеевну. Когда он увидел ее снова в своем батальоне, бросился ей навстречу и поделился своим горем: нет Аленки. С кем теперь поделишься? От кого услышишь материнское утешение? Нет Снегиревой!
На коротком совещании решили первую группу через линию фронта послать во главе с лейтенантом Поздняком. Долго решали, с какой группой послать знамя дивизии. Поздняк настаивал, чтобы знамя осталось в его группе. Потом согласился с тем, что знамя понесет группа Шевченко, которая пойдет через линию фронта через два дня.
Обнялись командиры, расцеловались — увидятся ли когда...
Всю ночь группа шла лесом. Впереди дозор. Вот и Егорушки, За триста-четыреста метров от первых домиков дозор остановился и дал сигнал: в деревне немцы.
Шевченко остановил бойцов на короткий привал, а сам с Копейкиным направился к дозору.
— В деревне немцы! — подтвердил Фролов.
Шевченко приложил к глазам бинокль: по селу ходят фрицы. Во многих дворах стояли машины, транспортеры танки.
— Где-то там на хуторе похоронена Алена Шубина, — сказал Шевченко.
— Аленка Шубина?! Разве здесь?
— Здесь, в Егорушках.
Шевченко пополз в кустарник, откуда можно было в то рассмотреть хутор. Оп водил биноклем и думал, что немцы, наверное, уничтожили даже надгробную пирамидку над могилой. Ничего, памятник люди поставят потом. Пусть простит Алена, что он даже не сможет навестить ее могилу.
Павел закрыл глаза... «Почему я не вместе с ней!»
Но такое состояние длилось недолго. А как же бойцы, которые ждут его?! Он поднялся и пошел к дозору.