Мужчина наклоняется вперед, руки его прижимаются к телу и сгибаются в локтях, нож падает на асфальт.
Офицер Фрай пинком отправляет нож в сторону, офицера Браун пытается завести руки мужчины за спину. Даже через пальто он понимает, насколько у того большие руки. С помощью Фрая он, наконец, надевает наручники.
- Посмотри на его пальцы, - говорит Фрай. - Они толстые как сардельки из этой закусочной.
- И все в крови и масле.
- Вставай приятель, - офицеры садят мужчину. - Ты цел?
Мужчина кивает, но не говорит.
- Что ты здесь делал?
- Это ты что ли тот медведь?
Мужчина не отвечает.
- Может, он из самоубийц? Слышал же, что некоторые специально идут на полицейских с оружием, только ради того, чтобы их застрелили. Самый мерзкий способ, я считаю. Ну прыгни ты с крыши, - офицер Фрай оглядывается на одноэтажные дома, - или с дерева повыше - и конец. Нет, они заставляют полицейского выстрелить. А потом расследование, допросы... Столько времени приходится тратить. Ты хотел также, а?
Мужчина мотает головой.
- Ты умеешь говорить?
Мужчина кивает.
- Так поговори с нами.
- Везите меня в участок, - говорит тот.
- Нас дважды просить не надо.
Позади дороги проезжает еще один поезд.
2
Он проснулся, когда серое небо только намекало на утро розовой дымкой, стелящейся у горизонта.
Проснулся раньше будильника, как всегда. Ровно через три минуты зазвучит трель трехструнного инструмента и скажет: «Вставай!». Но это только через три минуты, а пока можно подтянуть одеяло повыше, закинуть правую руку за голову, левую не выйдет - сразу немеет, и в полудреме дождаться официального начала нового дня. Пока он думал об этом осталось две минуты.
Он посмотрел в окно. Песчаный склон, перед ним дорога, испещренная гусеницами вездеходов, позади - сосны. В тот момент они стояли совсем синие. Но это пока не взошло солнце. Потом они станут изумрудными, чуть повеселеют, а ближе к полудню и вовсе станут ярко-зелеными, точно их создала кисть художника детских мультфильмов.
Осталась одна минута. Самая долгая, умещающая сразу несколько чувств. Теплый дурман прошедшей ночи, бодрящий холод от ожидания нового дня.
- Еще безмолвствую и крепну я в тиши... - сказал он тихо и посмотрел на сосны.
День будет теплее, чем вчера. Это видно по воздуху. С каждым днем кто-то подбрасывает в солнце больше дров, льет в бак больше бензина. Может, даже забрасывает в недра гиганта урановые таблетки.
Тридцать секунд. Самые напряженные. Внутренние часы говорят: «Сейчас все начнется». Разум сомневается: «А мы завели будильник?»
Задрожали струны в динамиках. Он берет телефон, смотрит на дисплей пару секунд и отключает будильник. Шесть часов. Небо на востоке еще розовое, но уже готово взорваться золотыми красками.
Он встал с кровати, заправил, чтобы стереть следы своего пребывания на ней, выпил стакан воды, оставленный вечером, и спустился вниз.
Кот промяукал гневное приветствие, в котором уместил требование покормить его. Кот требовал - кот получил. Сам он не завтракал, первый час после сна он обычно работал в мастерской. Завтрак потом.
Щелчок, свет нехотя разлился по потолку мастерской. Очень душно, пахло деревом и маслом. Он открыл дверь на улицу и вдохнул прохладный воздух. Немного прошелся перед мастерской, посмотрел на вездеход, заглянул в кабину и вернулся обратно.
Он вспомнил все детали которые использовал, все расходники, весь ход работы. Посмотрел на стол, заваленный инструментами и тряпками, последние пестрели масляными пятнами не хуже полотен экспрессионистов. Спрятал одну из тряпок в карман штанов и наклонился над двигателем.
- Ну и чего тебе надо? - спросил он неуступчивый механизм. - Не расскажешь? Ладно, дружище, - он положил руку на железную коробку. - Я сам узнаю.
Час он простял около стола, решая загадку погибшего двигателя. Посмотрел на часы и пошел завтракать. За завтраком он смотрел в окно, смотрел на сосны, на верхушках которых расселись вороны. Он насчитал десять. Чего им тут надо?
Из мастерской донесся шум. Упали железные инструменты.
- Так... - сказал он, взял со стола нож, которым только что резал хлеб, накинул куртку и вышел из дома. Он обошел мастерскую, чтобы перекрыть выход тому, кто в нее забрался. Пока шел смотрел на воронов. При чем тут вороны?
- Эй, кто бы ты ни был... - начал он, подойдя к открытым дверям, но замолчал, когда увидел непрошенного гостя.
Не с каждым ведь можно договориться? Чтобы договориться, от обеих сторон необходимо желание слушать и говорить, а для начала сама возможность. Но что если у одной из сторон нет возможности говорить, есть возможность слышать, но нет возможности понять услышанное. Что если одна из сторон весит полтонны, в длинну достигает трех метров, чует твой запах за пару километров, любит мясо и не очень любит переговоры?