Кроме того, ей ни с кем не хотелось обсуждать его тайну, и бередить душу себе.
Глава 13
Марина вошла во двор, Матрена сидела на ступеньках крыльца в длинной ночной рубахе, больше похожей на рубище, да на плечах была накинута косынка.
— Бабуленька, ты, что тут сидишь? — опешила Марина.
— Жду тебя, — просто ответила та.
— Так ведь, я могла и не сейчас прийти, а завтра, ты бы так все и сидела?
— Я так три дня сижу, и дольше сидела бы. — И тут подойдя поближе, Марина заметила, как осунулось ее лицо, заострились черты, а руки старушки дрожат.
— Прости меня, пожалуйста, за то, что не послушалась тебя, не надо мне было с девчонками в лес идти, — и Марина, обняв бабушку за плечи, села рядом и горько заплакала.
— Может не надо, а может, и надо. Нам не ведомо, — сказала бабка Матрёна, непонятную фразу. — Ну, да ладно, сделанного, не воротишь, пошли в избу. Ты, небось, вымоталась совсем, оголодала? Мы, тебя всей деревней, как пропала, так и ищем. Все леса вокруг прочесали. Верка третий день ревёт. Как же ты выйти-то сумела?
— Наткнулась на избушку в лесу, в ней оказались охотники, они и помогли выйти, — уклончиво ответила Марина.
Бабка хлопотливо накрывала на стол, а внучка, скинув с себя грязную одежду баландалась у рукомойника.
— Баньку истопим, напарю, намою тебя, как следует, — ворковала Матрёна, — вся лесная грязь смоется.
— Бабуленька, ты родителям уже сообщила о моей пропаже? — спросила Марина, не сомневаясь в положительном ответе.
— Нет, Маринушка, не стала их тревожить, знала, что ты жива и вернешься обязательно.
— Откуда? — опешила девушка.
— Сердцем чувствовала, — просто ответила бабка. — Сейчас, Пеструху подою, молочка парного попьешь, и силы восстановятся. Молочко парное, оно завсегда полезное, — щебетала Матрена уже в сенях.
Марина решила прилечь на минутку, пока бабка возится с коровой. Легла на кровать и мгновенно провалилась в глубокий долгий сон, без сновидений.
Проснулась уже под вечер. Бабка Матрена, суетилась вокруг:
— Выспалась, Маринушка, а я как раз баньку истопила, пойдем, попаримся.
— Пойдем, бабуля, я с удовольствием! — и они с бабкой пошли в баню
на дальнем конце огорода. Баня у бабки Матрены была не простая, а целебная. В предбаннике на стенах развешаны веники и пучки сушеных трав. В зависимости от потребности, Матрена зашпаривала определенные из них и использовала в лечебных целях. Так и тут, у нее стояли две деревянные шайки, а в них плавали пучки и букетики. По всем правилам банного искусства, бабка то гоняла внучку в парную и хлестала веником, то окунала в огромную бочку с холодной водой, стоявшую у входа. Проведя эту процедуру троекратно, пересыпая её все время какими-то замысловатыми приговорами, она напоследок, окатила ее сначала настоем из одной шайки, а потом из другой.
— Ну, вот, внученька, и попарилась, и помылась. И от неприятных мыслей, забылась! — приговаривала старушка.
— А если, мысли разные, бабуля? — весело спросила Марина. После Матрёниной баньки, у неё как будто выросли крылья, упал тяжкий груз с души, и она успокоилась, в твердой уверенности, что Пётр обязательно придёт на условленное место.
— Если, мысли хорошие, добрые, то они не забываются, — обстоятельно объясняла бабка. — Потому, как русская баня, на хорошие мысли настраивает, а плохие, мы все веником выбили, вот так-то…
Потом, прибежали девчонки, рвавшиеся ещё с утра, начали её тискать и обнимать, поздравляя с возвращением. Верка валялась в ногах, вымаливая прощение за то, что не доглядела. Марина зла на подругу не держала, сама виновата, слишком увлеклась грибной охотой. На вопросы девчат, о том, как выбралась из леса, рассказывала ту же версию с охотниками, что и бабке Матрёне. А сама ждала темноты и мечтала, чтобы старушка уснула покрепче…
Вот и наступила долгожданная ночь, бабка Матрена, прочитала как обычно, перед сном, все нужные молитвы и в придачу благодарственный молебен за Маринино благополучное возвращение и, пожелав внучке спокойной ночи, угомонилась на печи. Марина выждала для верности еще полчаса, и когда бабка тихонько захрапела, осторожно, на цыпочках выскользнула в сени. Там прихватила куртку и приготовленную корзинку, в которую заранее сложила нехитрый провиант: бутыль молока, да краюху ржаного хлеба. И, стараясь не скрипеть дверью, вышла на улицу…