Я кивнул. В простых словах водителя чувствовалась правда.
— А расскажете мне про город? — поинтересовался я, когда за окнами появились первые уличные фонари и таблички с названиями улиц.
— Расскажу, — отозвался водитель, не раздумывая. — Отчего не рассказать?
Он замолчал на миг, будто собираясь с мыслями, а потом заговорил — неторопливо, как будто делился чем-то очень важным:
— Княжество было основано ещё при Императоре Петре. Тогда всё это были дикие земли. Леса, болота да речушки. Люди сюда не шибко шли. А потом первопроходцы здесь крепость построили, да несколько фортов вокруг. Простенькие, из дерева. Чтобы держать рубеж от басурман, от набегов. Говорят, первые бойцы тут первым делом тренировали силовой доспех на себе днями носить. Всё ждали, что нападут.
Он замолчал, перевёл дыхание, а потом продолжил уже спокойнее:
— А как рубеж закрепили, то потянулись простые люди. Кто с семьями, кто один, кто в поисках земли, кто в бегах от чего-то. Так и вырос Северск. Вокруг крепости сначала деревни были, потом дома слепили поближе, лавки открыли, кузницы, постоялые дворы. Городом его назвали лет через тридцать после основания.
Он снова глянул на меня в зеркало:
— Город наш тихий, неказистый, но с характером. Люди здесь осторожные. Долго к чужакам присматриваются. Но если поймут, что ты пообжился и принял местные правила, тогда уже как к родному станут относится. Главное им не врать и не спешить. Тут такое не любят.
Я молча кивнул. За окнами, сквозь слабый свет фонарей, уже начали мелькать узкие улочки, вывески на старых лавках, окна с простыми занавесками и редкие прохожие, которые неторопливо прогуливались по тротуарам.
И это показалось мне куда честнее, чем аплодисменты раненому человеку, который чудом спасся от медведя. Отчего-то я снова вспомнил спасенную девушку в белом платье. И от этих воспоминаний я невольно поморщился. И в который раз подумал, что не мог ее придумать. Быть может, все было куда проще: девицу хотели обидеть, а ей удалось сбежать. И после того, как я ей помог, она просто спряталась. Оставалось лишь надеяться, что теперь с ней все в порядке.
Я молча смотрел в окно, облокотившись на подлокотник и позволив глазам скользить по улицам, мимо которых нас неспешно везла машина. Невысокие дома с аккуратными ставнями и тусклым светом в окнах словно проплывали в тишине.
Вывески заведений не светились. Ни одной яркой витрины, ни скандальной афишы. Даже фонари горели глухо, как будто экономили свет. На тротуарах, выложенных старой, добротной брусчаткой, неспешно прогуливались редкие фигуры и небольшие компании. Кто-то из них смеялся, тихо, почти приглушённо, как будто не желая потревожить ночь. В проулках проезжали редкие раритетные машины, которые словно бы попали на улицы из прошлого века.
Я машинально отметил, что городовых почти не видно. Ни патрулей, ни дежурных у поворотов. Возможно, потому что мы ехали по «белой» части города, в которой не жили простолюдины. А может, потому что тут просто всё иначе устроено.
— Город поделен на три района, — продолжил водитель, не глядя на меня. — Белая сторона, Городище и Портовая окраина.
Я чуть нахмурился, уловив в этих названиях нечто странное. Обычно в любом административном центре, будь то столица губернии или уезд, обязательно был промышленный район. Иногда его называли по имени мануфактуры или хозяина, реже просто — Промышленный, Мануфактурный. Здесь же было иначе.
Я пригляделся в окно внимательнее в поисках рядов высоких труб, кирпичных корпусов заводов, контор с яркими вывесками. Но не нашёл ничего подобного.
— А мануфактуры? — уточнил я. — Они все за городом?
Водитель хмыкнул и покачал головой, будто я спросил что-то совсем неожиданное:
— Нет у нас никаких мануфактур, — отозвался он. — Зачем они здесь? У нас лес, да река с рыбой. Вот этим и живём. Лес пилим, рыбу ловим. А дельцам да мануфактурщикам здесь не рады.
Я от изумления даже приоткрыл рот. Мысль о том, что при обилии леса здесь никто не занимается глубокой переработкой древесины, показалась мне абсурдной. Ни лесопилок, ни мебельных мануфактур, ни бумажных фабрик. Это было… странно. Даже слишком. В Империи почти не осталось мест, где до сих пор жили «по старинке». Где не торопились заводить современные линии, не выстраивали экономику на прогрессе.