Позади, с лёгким звуком, закрыл дверь Гаврила, и мы остались в кабинете наедине. Я остался на месте, не спеша подходить ближе. В комнате повисла гнетущая тишина.
— Как самочувствие? — спросил он наконец, чтобы соблюсти формальность.
Я пожал плечами:
— Как видишь, жив. Хотя, подозреваю, ты этим фактом не слишком доволен.
Я не смотрел ему в глаза, но краем взгляда заметил, как у него дернулась скула, а под кожей начали ходить желваки. Так бывало всегда, когда он старательно сдерживал раздражение, желая казаться спокойным. На щеках выступили знакомые красные пятна.
— Тебе повезло появится в семье высокорожденных, потому что это дало тебе резкий старт в жизни, — ровным голосом начал он. — Без труда поступил в один из лучших лицеев. Получил университетский диплом. Правда, я появлялся в том университете чаще, чем ты. И делал всё, чтобы тебя не выкинули с позором. А чем ты занимался? Ах да. Прожигал дни и ночи со своими друзьями. Лечился от скуки. Пил. Влезал в скверные истории. Хотя, имея доступ к моим счетам, это было делом нехитрым. Так ты и стал городской легендой. Но не в том смысле, которым можно гордиться.
Он умолк. На пару секунд в комнате повисла тишина. Потом он вздохнул и махнул рукой, будто отметив, что говорить дальше бессмысленно.
— Это были ошибки юности, о которых я, поверь, сожалею. — спокойно ответил я, понимая, что напрасно сотрясаю воздух. — И уже сделал выводы. Стараюсь исправиться. Хотя, полагаю, тебе это всё равно неинтересно. Потому что, насколько я знаю, первое, что ты потребовал, это анализ на алкоголь. И назначил ты его скорее всего раньше, чем справился о моем самочувствии.
— Ты же юрист. Сам понимаешь, что проникновения ночью на частную территорию не проходят без последствий, — произнес Арсений, и его голос стал чуть громче, хотя отец все еще пытался контролировать гнев. — Вообще никто бы в своем уме не полез в место, где держат диких зверей. Так что просто ответь мне: зачем ты туда пошёл?
Я посмотрел на него чуть дольше, чем обычно, но голос не менял:
— Зачем? Ты все равно не поверишь.
Отец медленно выдохнул, пытаясь удержать внутри раздражение. Потом заговорил, стараясь говорить ровно:
— Если твоя история будет звучать логично, я постараюсь отнестись к ней серьёзно. Обещаю.
Я чуть пожал плечами:
— Я хотел спасти девушку, которая была в беде.
Он фыркнул, без смеха, почти с жалостью:
— Девушку? Которую никто, кроме тебя, не видел? И ты решил рассказать это вслух, при свидетелях? Тебе не пришло в голову придумать что-нибудь менее… сказочное?
Он потянулся к лежащей на столе стопке прессы и взял верхнюю газету. Развернул, аккуратно, по всем сгибам, и, не глядя на меня, повернул в мою сторону титульную полосу.
На первой странице крупным планом красовалась моя фотография. На ней я стоял в неестественной позе недалеко от ограды парка, чуть растрепанный, с затуманенным взглядом. И я отметил, что репортеру удалось сфотографировать меня явно в не самый удачный момент.
— Можешь попросить, чтобы они перевыпустили тираж? — негромко заметил я, разглядывая снимок. У меня тут лицо немного… неумное. Таким денег не дают. То есть, говоря твоим языком, «в таком виде я позорю семью».
Он ничего не ответил, только чуть приподнял брови и развернул газету. Нашёл нужную страницу и начал читать вслух. Голос у него был ровный, но с тем особенным оттенком, с которым читают для того, чтобы подчеркнуть нелепость происходящего:
— «Сегодняшней ночью юный княжич Медведев вновь оказался в центре скандала. Мастер Николай Арсеньевич взломал защиту частного парка, принадлежащего мастеру Кирову, и без самовольно пробрался на территорию. Но этого ему показалось мало: наследник семьи Медведевых решил побежать наперегонки с сибирским медведем. Секретарь семьи Медведевых пока не даёт официальных комментариев. В своё оправдание мастер Медведев заявил, что пытался спасти девушку, однако никакой особы женского пола на месте обнаружено не было. Даже медведь, как выяснилось, оказался самцом»…
Он замолчал и просто уставился в текст, будто перечитывал это про себя.
— Это они намекают, что ты мог флиртовать с медведем, — все же пояснил князь.
Я криво усмехнулся:
— Такое поведение можно расценивать как прямое оскорбление семье. И поводом вызова на дуэль.
— Статья написана двусмысленно, — согласился отец. — Но обвинить редакцию газеты не получится. Репортеры не выставляют тебя ни преступником, ни героем. Просто… человеком, потерявшим связь с реальностью. Скандалистом. Шутом.