По мере того как битва становилась все более неистовой, рассудок Мефистона постепенно ослабевал. Каждый громовой удар и выпад меча скорее питали Кровавого Ангела, нежели истощали. Он раскалился внутри и снаружи; даже мысли сияли слишком ярко, чтобы уловить их очертания, и стали слишком запутанными, чтобы уследить за их нитью. Его сердца бешено колотились, пока он погружался в глубины варпа. В прошлой жизни воин красил доспехи в черный в знак своего проклятия, но теперь краска пузырилась, открывая великолепный кроваво-красный цвет под ней.
Стены взорвались, и Мефистон взмыл над яростным вихрем, раскинув руки, будто божественный дирижер, управляющий оркестром апокалипсиса. Зеленокожие полетели от него прочь, изжаренные и изломанные, когда варп достиг реальности и разорвал их на куски. Внеземная сила вливалась в каждую клеточку тела Мефистона, поглощая его, преобразуя, делая единым целым с Имматериумом.
+Нет.+
Голос прозвучал в голове Мефистона, выводя его из равновесия. Кто посмел бросить ему вызов? Тому, кто справился с проклятием. Тому, кто подчинил смерть. Кто осмелился войти в разум Ангела?
Мефистон призвал варп-шторм с еще большей свирепостью, раскалывая небо проклятиями и окутывая город безумием, — тут же выросло пламя, дикое и странное, принимающее гуманоидные формы, которые словно тянулись из преисподней тонкими конечностями без суставов.
+Стой,+ раздался голос, по-прежнему слышимый за гневными мыслями Мефистона.
Давно забытая ярость вскипела в груди Кровавого Ангела, и он нырнул в огонь, желая отыскать того глупца, которому хватило наглости обратиться к нему.
Впереди, возвышаясь над разрушенными зданиями, находилось святилище, не отличимое от других таких же в бесчисленных мирах, — крылатый череп, увенчанный ореолом шипов. Мефистон едва заметил его, поскольку взгляд Ангела был прикован к силуэту в мантии, что вырисовывался рядом на фоне пламени. Несмотря на разрушение, которое устроил Мефистон, человек твердо стоял на разбитых камнях, склоненный, но все-таки не покоренный бурей.
Мефистон отвел Витаруса назад и метнул шар варпового пламени, но незнакомец вскинул меч и отбил его. Человек в мантии пошатнулся и опустил голову, но все же сумел удержаться на ногах. Призрачные руны вздымались вокруг него, кружась на манер светлячков, — он направил клинок в сторону и послал огонь Мефистона в храм, обрушив стены и добавив больше пламени к облакам пепла.
Мефистон снова нырнул вниз, занеся Витаруса над головой.
Клинки столкнулись с грохотом перекрывающих друг друга варп-полей, и колдун упал, не выдержав силы удара Мефистона. Он врезался в храм, и его меч выскочил из хватки.
Мефистон шагнул вперед, поднимая Витаруса для решающего удара. Клубы пепла рассеялись, и воин увидел не чернокнижника Хаоса, а брата-библиария — Кровавого Ангела в синих латах. Тот снял шлем, и взору предстало знакомое лицо со смуглой обветренной кожей и короткой белой бородой.
— Рацел? — удивился Мефистон.
— Калистарий, — обратился Ангел, качая головой и поднимая руку, чтобы отразить следующий удар.
Мефистон опустил Витаруса и оглядел пылающий город, внезапно очнувшись от лихорадочного сна. Он едва помнил, как оказался здесь.
— Калистарий мертв, — уверенно заявил Ангел.
Рацел поднялся на ноги, разглядывая искаженную варпом броню Мефистона и его мрачное бледное лицо, а затем схватил свой меч, валявшийся среди булыжников.
— Тогда кто же ты?
Новое имя было выжжено в его душе. Именно оно питало и поддерживало Ангела под руинами улья Гадес. Оно вывело из темноты. Оно разожгло в нем огонь.
— Я Мефистон.
— А Мефистон убивает своих друзей?
Гнев вспыхнул внутри Мефистона и так же быстро погас. Астартес покачал головой и опустил меч.
Рацел пристально уставился на него, и Мефистон попробовал представить, какое, должно быть, сложилось впечатление о нем: его доспехи дымились и пропитались кровью, и он только что разрушил десятки зданий, не задумываясь о том, кто может прятаться в руинах. Когда братья встречались в последний раз, Мефистон был поглощен «черной яростью», а теперь пребывал в здравом уме, исцеленный чудом, природу которого объяснить не мог. Рацел непременно попытается выяснить, не пал ли его боевой брат жертвой Губительных Сил: ведь точно так же поступил бы сам Мефистон, поменяйся они местами.
Порожденная гневом потусторонняя мощь покинула тело Мефистона, и у него закрались сомнения. Неужели Ангел просто заменил одно проклятие другим?