Земля здесь вся как бы погружена в дремоту. Она отдыхает, спит. Но сон ее полон сновидений. Может быть, поэтому люди этой страны придают такое же важное значение сновидениям и их толкованию как древние египтяне. Над ее полями простирается не золотой покров аполлоновских очертаний, а туманная дымка. Страна погружена в сон, и все предметы парят в воздухе, как сновидения, как сливающиеся друг с другом призраки. Сознание и воспоминание подобны темному лону матери-земли. Все переменчиво в этом сознании. Здесь стираются воспоминания, словно сновидения детей Священного Писания, не отличающие правую сторону от левой. Каждый предмет имеет несколько названий, ибо единственной в своем роде вещи здесь нет. Люди нарекаются не одним именем, а несколькими, будто в одном лице воплощено множество людей. Сама страна также не имеет одного, раз и навсегда установленного названия: древние называли ее Колхидой, а ныне она называется то Мегрелией, то Одиши. Здесь все бродит и грезит. Здесь не найдешь элемента, который с самого же начала не был бы подвержен постоянному изменению. Мысли, едва родившись, превращаются в фантомы. Повсюду волшебники, ведьмы, на каждом шагу торгаши мудростью, знахари, шарлатаны, заклинатели духов, прорицатели, оборотни и лешие, словно на шабаше призраков. Это страна луны, а не солнца. Здесь обитают не солнцепоклонники, а почитатели Луны, в страхе и трепете служащие и поклоняющиеся своему божеству. Самый таинственный день для чих — понедельник — день луны. При виде молодого месяца одни обнажают саблю, другие — нож, приветствуя его таким образом. При этом они снимают перед ним свои шапки. Луна — космическое олицетворение кажущегося, призрачного, небесный знак двойника. Все дурные влияния исходят от нее в виде астральных потоков. Своими чередующимися фазами она регулирует и определяет жизнь женщины. Для Мегрелии это вполне домашняя планета. Здесь она выглядит не так, как в других местах, она как бы пропитана клейкой желчью и напоминает цветом застоявшуюся мочу. Да она сама, пожалуй, не что иное, как лужа буйволиной мочи. Кругом сырость, болотные испарения, лихорадка. Малярия в крови кур, и всюду царит желтизна, лихорадочная лунная желтизна. Вещи здесь — отблеск лунной зеркальной поверхности, люди — элементы лунного сияния, особенно мужчины, ибо женщинам нет надобности уподобляться луне: ведь они изначально содержат в себе лунные свойства. Дочери Мегрелии — самые женственные, самые нежные создания во всей Грузии, и не только в Грузии. Они волшебницы и чародейки, русалки и лесные феи…
УТУ
Девушка стояла, погрузившись в глубокое раздумье. Она смотрела на знакомые ей с детства поля, в которых, казалось, все элементы еще пребывают в состоянии первородного брожения. Они, правда, уже познали резкое, сладостно-жуткое прикосновение животворящего дыхания, но их еще не тронула последняя, завершающая печать: «Да будет так!». Может быть, это объясняется тем, что Понт Эвксинский не дает земле окончательно превратиться в земную твердь, не переставая пропитывать ее своим влажным духом?! Задумчиво глядя на родные нивы, девушка размышляла о незнакомце, но еще больше о белом соколе с желтым полумесяцем вокруг шеи. Вдруг во дворе раздался чей-то сильный голос:
— Меги!
Это была Цицино, мать девушки, высокая, сильная женщина, не старше тридцати пяти лет.
— Что-нибудь случилось, мама? — спросила Меги.
Цицино подошла к дочери. Мать и дочь походили друг на друга как две капли воды. Только волосы у Цицино были другие — иссиня-черные с фиалковым отливом. Красота ее могла поспорить и спорила с красотой дочери.
— Что случилось, мама? — повторила Меги.
— Твоя лошадь захворала!
— Какая?
— Джондо!
Меги вздрогнула. Джондо была ее любимая лошадь. Незнакомец и его сокол тут же были забыты.