Много раз комиссару приходилось заниматься людьми подобного рода, которые^ непринужденно чувствуют себя как в Лондоне, так в Нью-Йорке и Риме, садятся в самолет, как другие в вагон метро, останавливаются в роскошных гостиницах, и в какой бы стране это ни происходило, они сохраняют прежние привычки и встречают друзей, с которыми как бы создают некое своеобразное международное сообщество.
Принадлежность к нему определяется не только тугим кошельком. Такие люди ведут определенный образ жизни, имеют свою манеру поведения, даже мораль, отличающуюся от морали простых смертных.
Мегрэ никогда не чувствовал себя непринужденно в их присутствии, и ему трудно было справиться с раздражением, которое можно было принять за чувство зависти.
- О чем ты думаешь?
- Ни о чем.
Казалось, он действительно ни о чем не думал. В голове у него возникали неясные мысли, и он вздрогнул, услышав телефонный звонок. Было уже без десяти минут девять, и он собирался подняться из-за стола, чтобы надеть пальто.
- Алло!..
- Это Люка-Люка, который должен был уйти с дежурства в девять часов.
- Мне только что позвонил комиссар Маникль из четырнадцатого округа... Прошлой ночью в небольшом частном доме на авеню Парк-Монсури убит человек... Некий Наур, ливанец... Приходящая служанка обнаружила его в восемь часов...
- Лапуэнт пришел?
- Я, кажется, слышу его шаги в коридоре... Минутку... Да... Это действительно он...
- Скажи ему, чтобы заехал за мной... Сообщи Маниклю, что я постараюсь приехать как можно скорее... А ты иди спать...
- Спасибо, шеф...
Мегрэ повторил вполголоса:
- Наур... Наур...
Еще один иностранец. Этой ночью - голландка и колумбиец. Теперь Наур с Ближнего Востока.
- Что, новое дело? - спросила его жена.
- Преступление на авеню Парк-Монсури... Он обмотал толстым шарфом шею, надел пальто и взял в руки шляпу.
- Разве Лапуэнт не поднимется сюда?
- Мне нужно несколько минут подышать свежим воздухом...
Лапуэнт ждал его перед домом. Мегрэ уселся в маленькую черную машину.
- У тебя есть точный адрес?
- Да, шеф. Это последний дом перед парком, он окружен садом... Кажется, вам не удалось выспаться этой ночью...
Машины двигались медленно, с трудом. Несколько автомобилей занесло, и они остановились поперек улицы, прохожие шли с большой осторожностью. Сена, по которой медленно плыла шуга, отливала темно-зеленым цветом.
Они остановились у дома с громадными окнами на первом этаже. Здание было построено, видимо, в конце двадцатых годов, когда в некоторых районах Парижа, главным образом в Отей и на Монпарнасе, вырос целый ряд домов, похожих на этот.
Полицейский, расхаживавший взад и вперед, отдал честь комиссару и открыл перед ним железную дверцу, ведущую в небольшой сад.
Мегрэ и Лапуэнт, пройдя по аллее, поднялись по ступенькам на крыльцо и встретили второго полицейского, который провел их в гостиную.
Маникль находился там с одним из своих инспекторов. Это был небольшого роста сухощавый человек с усами, которого Мегрэ знал вот уже лет двадцать. Они пожали друг другу руки, и комиссар полиции указал на тело, распростертое на полу позади письменного стола красного дерева.
- Служанка, некая Луиза Воден, вызвала нас по телефону в восемь часов пять минут. Ее рабочий день начинается в восемь утра. Она живет в двух шагах отсюда.
- Кто он, Наур?
- Феликс Наур, сорока двух лет, гражданин Ливана, профессии не имеет. Вот уже шесть месяцев как поселился в этом доме, он снимает его со всей обстановкой у художника, который уехал в Соединенные Штаты...
В комнате было очень жарко, несмотря на огромные окна, наполовину покрытые изморозью, как и в квартире Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар.
- Когда вы приехали, шторы были открыты?
- Нет, задернуты... Эти плотные шторы с подкладкой из фетра не позволяют холоду проникать в комнату.
- Врач приехал?
- Квартальный врач только что заходил и подтвердил факт смерти, которая и без того очевидна... Я вызвал судебно-медицинского эксперта, жду его и представителя прокуратуры с минуты на минуту...
Мегрэ повернулся к Лапуэнту.
- Позвони-ка Моэрсу, пусть сейчас же приедет со своими людьми... Нет, не отсюда... Здесь на телефонных трубках могут быть отпечатки пальцев... Поищи какое-нибудь кафе или автомат поблизости.
Он снял пальто, затем шарф, так как после почти бессонной ночи от стоявшей в комнате жары у него кружилась голова.
Комната была просторной. Пол покрывал светло-голубой ковер, а мебель, хотя и разного стиля, была дорогой и подобрана со вкусом.
Обходя кругом письменный стол в стиле ампир, чтобы лучше разглядеть убитого, комиссар заметил возле бювара фотографию в серебряной рамке.
Это был портрет молодой женщины с печальной улыбкой, державшей на коленях годовалого ребенка, рядом стояла девочка лет трех.
Нахмурив брови, он схватил портрет, чтобы разглядеть его поближе, и увидел на лице женщины шрам, идущий от левого глаза к уху.
- Это его жена?
- Полагаю, что да. Я попросил посмотреть наши реестры. Она записана под именем Эвелины Наур, до замужества Виемерс, родилась в Амстердаме.
- Она находится в доме?
- В ее комнату стучали и, не получив ответа, открыли дверь. В помещении некоторый беспорядок, но постель не смята...
Мегрэ наклонился над скрюченным телом, но увидел лишь половину лица убитого. Насколько он мог судить, ни к чему не прикасаясь руками, пуля проникла в горло, разорвав сонную артерию, отчего на ковре разлилась впечатляющая лужа крови.
Наур был небольшого роста, полноватый, начинающий лысеть человек с короткой черной бородкой. На холеной левой руке было обручальное кольцо, а правой он сжимал горло, словно пытаясь остановить кровотечение.
- Вам известно, кто жил в этом доме?
- Я задал служанке лишь несколько вопросов, предпочитая, чтобы вы сами допросили ее. Я попросил мадам Боден и секретаря остаться наверху, с ними один из моих людей.
- Где эта мадам Боден?
- Позвать ее?
- Да, прошу вас.
Лапуэнт вернулся в комнату и сообщил:
- Я позвонил, шеф... Моэрс сейчас приедет...
Луиза Боден вошла с выражением упрямства и вызова на лице. Мегрэ знал этот тип парижской прислуги, видевшей в жизни лишь страдания и неприятности. Такие люди без всякой надежды ждут наступления еще более мучительной старости. Характер у них ожесточается, они становятся недоверчивыми и злятся на весь мир из-за своих несчастий.
- Вас зовут Луиза Боден?
- Да, я мадам Боден.
Она подчеркнула слово "мадам", что, очевидно, представляло в ее глазах признак женского достоинства. Одежда висела на ее тощем теле, а темные глаза смотрели пристально и, казалось, горели каким-то лихорадочным огнем.
- Вы замужем?
- Была...
- Ваш муж умер?
- Если вам так хочется знать, то он во Френе, и поделом ему...
Мегрэ предпочел не уточнять, что привело ее мужа за решетку.
- Вы давно работаете в этом доме?
- Завтра будет пять месяцев...
- Каким образом вас приняли на работу?
- Я пришла наниматься по объявлению. Раньше я работала приходящей прислугой то в одном месте, то в другом...
Она ухмыльнулась, взглянув на тело убитого, и пробурчала:
- И они еще утверждали в объявлении - постоянное место!
- Вы не оставались здесь ночевать?
- Никогда. Я уходила в восемь вечера и приходила в восемь утра...
- У господина Наура была какая-нибудь профессия?
- Должно быть, он что-то делал, ведь у него есть секретарь, который часами возится с его бумагами...