- В самом деле?
Отлично. Теперь он понял, что его поразило. У этой женщины, которая утверждала, что только что едва пробудилась от глубокого сна, и не просто сна, а от вызванного снотворным наркотического забытья, у этой женщины, которая, по словам ее врача, всего три часа назад пребывала в состоянии нервного расстройства, волосы были уложены в аккуратную прическу, как если бы она собиралась в гости.
Было и еще кое-что. Чулок. Шелковый чулок, чуть выглядывавший из-под простыни. Допустить, что он торчал там со вчерашнего вечера? Мегрэ уронил трубку и наклонился ее поднять, что позволило ему удостовериться, что под кроватью второго чулка не было.
- У вас есть для меня новости?
- Самое большее, что я могу, это задать вам еще несколько вопросов... Минутку... Где ваша пудра?
- Какая пудра?
- Рисовая.
Ее лицо покрывал свежий слой пудры, но в комнате комиссар не видел ничего похожего на коробку с пудрой.
- На столике в туалетной комнате... Вы об этом говорите из-за того, что я заставила вас ждать? Клянусь вам, когда я услышала звонок, то совершенно машинально слегка привела себя в порядок...
Мегрэ так хотелось буркнуть: "Неправда!" Но вслух он сказал:
- Ваш муж застраховал свою жизнь?
- Он оформил страховку на триста тысяч франков в тот год, когда мы поженились. Позже он оформил еще одну, чтобы довести общую сумму до миллиона...
- Давно он это сделал?
- Полисы лежат в секретере, у вас за спиной... Откройте его... Он не заперт. Полисы в левом ящике.
Два полиса одной и той же компании. Первый составлен восемь лет назад. Мегрэ сейчас же перевернул страницу, отыскивая статью, в наличии которой почти не сомневался.
"В случае самоубийства..."
Лишь несколько компаний выплачивают страховку в результате гибели от самоубийства. Именно так обстояло дело и в данном случае, правда, с одной оговоркой: деньги могли быть выплачены, если самоубийство совершится не раньше, чем через год после подписания полиса. - Второй страховой документ, на сумму в семьсот тысяч франков, содержал аналогичную статью. Мегрэ сразу взглянул на последнюю страницу, где стояла дата. Полис был подписан ровно тринадцать месяцев тому назад.
- А ведь дела у вашего мужа в ту пору шли далеко не блестяще...
- Знаю... Я не хотела, чтобы он оформлял страховку на такую крупную сумму, но он был убежден, что серьезно болен, и рассчитывал таким образом обеспечить меня...
- Я смотрю, все взносы уплачены в срок. Наверное, это давалось ему нелегко...
В дверь позвонили. Мадам Голдфингер изобразила вялый жест, словно намереваясь подняться, но комиссар уже шел открывать. И очутился нос к носу с Лоньоном, у которого мгновенно кровь отлила от лица, а губы, дрожащие, словно у готового расплакаться ребенка, залепетали:
- Извините, пожалуйста...
- Напротив, это вы меня извините... Заходите, старина...
Мегрэ все еще держал в руках полисы. Инспектор ткнул в них пальцем:
- Мне не стоило приходить... Я ведь шел сюда как раз за этим...
- В таком случае вместе и уйдем.
- Раз вы сами пришли, мне, наверное, здесь больше делать нечего. Лучше мне пойти домой... И жена как раз приболела...
В довершение всех несчастий Лоньона, ему попалась на редкость сварливая жена, которая через день изображала из себя больную, так что по вечерам инспектору приходилось еще и заниматься домашним хозяйством.
- Уходим вместе, старина... Вот только шляпу свою заберу...
Мегрэ чувствовал себя смущенным и готовым бормотать извинения. Он злился на себя за то, что обидел этого бедолагу, преисполненного лучших побуждений. Кто-то поднимался по лестнице им навстречу. Это возвращалась Ева. Бросив на них холодный взгляд, она, конечно, заметила и полисы у них в руках. Сухо кивнула и пошла дальше.
- Идем, Лоньон. Думаю, здесь мы больше пока ничего не узнаем. Скажите, мадемуазель, когда состоятся похороны?
- Послезавтра... Тело привезут сегодня во второй половине дня...
- Благодарю вас...
Занятная девушка. А ведь в нервном напряжении пребывала именно она, и это ее следовало бы уложить в постель с хорошей дозой снотворного.
- Послушайте, Лоньон, старина...
Мужчины спускались по лестнице гуськом, и Лоньон все вздыхал и качал головой:
- Я ведь понял... С первой минуты понял...
- Что вы поняли?
- Что это дело не для меня... Я составлю для вас свой последний рапорт...
- Да нет же, старина...
Они уже шли мимо каморки консьержки.
- Погодите минутку. Я только задам один вопрос этой славной женщине. Скажите, мадам, госпожа Голдфингер часто выходит из дому?
- Утром ходит за покупками... После обеда иногда ходит в универмаг... Но не сказать, чтобы часто...
- А гости к ней ходят?
- Да можно сказать, никогда... Такие спокойные люди...
- А живут они в этом доме давно?
- Шесть лет... Если бы все жильцы были такие же...
Лоньон стоял, мрачно насупившись и низко опустив голову. Он демонстративно не принимал никакого участия в разговоре, который его больше не касался. Еще бы! Сам шеф с набережной Орфевр перебежал ему дорогу!
- А она всегда была такой домоседкой?
- Да как сказать... Вот зимой одно время... Она чуть не каждый день после обеда куда-то уходила... Говорила, что ходит к подруге, которая ждала ребенка, чтоб та не скучала...
- А вы эту подругу видели?
- Нет. Они потом, наверное, поссорились...
- Большое вам спасибо. А было это перед тем, как сюда переехала Ева, верно?
- Да, примерно в это самое время мадам Голдфингер и перестала часто уходить из дому.
- А вас это не удивляло?
Наверное, консьержка что-то припомнила. На какой-то миг взгляд ее застыл, но почти тотчас же она отрицательно покачала головой:
- Да нет... Ничего же не случилось...
- Спасибо вам!
На улице по-прежнему дежурили два инспектора, делавшие вид, что не знакомы друг с другом.
- Инспектор, пойдемте-ка в "Маньер"... Я только позвоню и буду целиком в вашем распоряжении.
- Как скажете... - вздохнул Лоньон, мрачнея еще больше.
- Алло, Люка?! Ну как там наш Коммодор?
- Доходит потихоньку...
- Все такой же неприступный?
- Он уже начинает страдать жаждой, да так, что слюнки текут... Думаю, он дорого дал бы за кружку пива или коктейль...
- Получит, когда расколется. Ну, пока...
Он вернулся к Лоньону и обнаружил, что тот, пристроившись за мраморным столиком кафе, уже составляет на фирменном бланке "Маньер" прошение об отставке, выводя буквы красивым и четким почерком старшего сержанта.
Глава 3
СЛИШКОМ СПОКОЙНАЯ ЖИЛИЧКА И ГОСПОДИН, РОДИВШИЙСЯ ОТНЮДЬ НЕ ВЧЕРА
Допрос Коммодора продолжался восемнадцать часов, прерываемый телефонными звонками в Скотленд-Ярд, в Амстердам, Базель и даже в Вену. Кабинет Мегрэ, заставленный пустыми стаканами и тарелками из-под сандвичей, с полом, усыпанным пеплом от трубочного табака, с разбросанными повсюду бумагами, напоминал теперь солдатскую караулку. На рубашке комиссара, хоть он и скинул пиджак с самого начала, расползались под мышками широкие полукружья пота.
Поначалу он обращался со своим именитым клиентом по-джентльменски. К концу он уже тыкал ему, как обыкновенному карманнику или своему подчиненному:
- Слушай, старик... Между нами, ты ведь хорошо знаешь...
Его совершенно не интересовало то, чем он сейчас занимался. И может быть, именно поэтому ему таки удалось дожать мошенника, отличавшегося завидным упрямством. Тот просто ничего не понимал, глядя, как комиссар с увлечением отвечает на телефонные звонки или звонит сам, обсуждая дела, которые не имели к нему никакого отношения.
И все это время делом, к которому рвалось сердце Мегрэ, занимался Лоньон.
- Понимаете, старина, - сказал он ему еще в "Маньере", - чтобы распутать эту историю, необходим человек, живущий здесь же, в этом квартале, то есть такой человек, как вы... Вы лучше кого бы то ни было знаете и местных жителей, и местные особенности... Если я и позволил себе...