- Почему?
- Потому что он не был бродягой сродни прочим. Он спас мою жену...
Та суетилась неподалеку на кухне, - почти столь же полная, как и Леа, но куда более энергичная и сноровистая.
- Ты не обо мне тут байки сказываешь?
- Да вот говорю, что Тубиб...
Она тут же вдвинулась в зал, вытирая руки о передник.
- Это правда, что кто-то пытался его укокошить? Вы из полиции? Думаете, выкарабкается?
- Еще не ясно, - уклончиво ответил Мегрэ. - А от чего это он вас спас?
- Эх, если бы вы меня видели всего пару лет назад, то ни за что бы не узнали. Вся была покрыта экземой, лицо красное-красное, как у куска свежего мяса на прилавке. И длилось это много месяцев. В диспансере чего только не прописывали, давали различные мази, настолько дурно пахнувшие, что мне самой становилось от них не по себе. И ничего не помогало. Мне, можно так сказать, и поесть то ничего не позволяли, правда, и аппетита тогда вовсе не было. И уколы шлепали разные...
Муж слушал её, поддакивая.
- Но как-то раз Тубиб сидел вон там, видите, в уголочке, рядом с дверью, а я жаловалась на болезнь зеленщице и вдруг почувствовала, что тот этак странно смотрит на меня. А чуть попозже и говорит, причем тем же самым голосом, как будто заказывает стаканчик винца:
- Кажется, я смогу вас вылечить.
И я брякнула, а доктор ли он. Тубиб улыбнулся.
- Никто не лишал меня права на медицинскую практику, - тихо произнес он при этом.
- Он выписал вам рецепт?
- Нет. Попросил дать ему немного денег, двести франков, если точно припоминаю, и сам отправился к фармацевту разыскивать разные там порошочки.
- Принимайте до еды по одному, растворив в теплой воде. А утром и вечером обязательно обмывайтесь очень сильно посоленой водой.
Хотите верьте, хотите нет, но спустя два месяца моя кожа стала такой, как вы её видите в настоящее время.
- Он лечил и других, не только вас?
- Вот этого я не знаю. Тубиб не был разговорчивым человеком.
- А сюда он заходил ежедневно?
- Почти, чтобы отовариться своими двумя литрами.
- И всегда один? Видели ли вы его когда-нибудь в сопровождении кого-либо или нескольких незнакомых вам лиц?
- Нет...
- Не раскрыл ли он вам свою настоящую фамилию и не говорил ли, где проживал ранее?
- Мне известно только, что у него есть дочка. У нас с мужем тоже девочка, сейчас она в школе. И вот однажды, когда она взглянула на него с любопытством, он сказал:
- Не бойся... У меня тоже есть малышка...
Не удивлялся ли все это время Лапуэнт тому, что Мегрэ придавал столь большое значение истории с каким-то клошаром? Ведь в прессе это пройдет как краткое, на несколько строе, сообщение о происшествии, не более.
Но инспектор был слишком молод, чтобы понять, что впервые за всю свою карьеру комиссар столкнулся со случаем, когда преступление совершили против безвестного и никому, казалось, не нужного бомжа.
- Сколько с меня?
- Может, ещё по рюмашке? За здоровье бедняги Тубиба.
И они выпили, причем итальянец отказался брать с них плату за вторую порцию. Выйдя из бистро, полицейские прошли по мосту Мари. И через несколько минут уже очутились под серым сводом Отель-Дьё. Там им пришлось долго договариваться с весьма неприветливой женщиной, укрывшейся за окошечком.
- Фамилия?
- Знаю лишь, что на набережных его кличут Тубиб, и что его доставили к вам "неотложкой" сегодня ночью.
- Я не дежурила в это время. В какое отделение его поместили?
- Понятия не имею. Я только что звонил интерну, который так и не сказал, будут ли оперировать пострадавшего или нет.
- А имя этого медика знаете?
- Нет.
Она перелистывала туда-обратно страницы журнала учета, два-три раза куда-то звонила.
- Как вас самих-то зовут?
- Комиссар Мегрэ.
Имя ничего не говорило этой женщине, она просто повторила в трубку:
- Комиссар Мегрэ.
Наконец спустя с десяток минут регистраторша тяжко вздохнула, и с видом человека, оказывающего им особую услугу, заявила:
- Поднимитесь по лестнице "В"... На четвертый. Найдите там старшую медсестру по этажу.
Проходя по больничным коридорам они насмотрелись на медицинский персонал, от санитарок до молодых врачей, на самих больных в пижамах, а через приоткрытые двери и на ряды коек.
На четвертом этаже им пришлось опять прождать довольно долго, пока старшая сестра препиралась с двумя каким-то мужчинами, просьбу которых она, похоже, не желала удовлетворять.
- Ничем не могу помочь, - в конце концов разозлилась она. Обращайтесь в администрацию. Правила устанавливаю тут не я.
Те были вынуждены удалиться, допуская сквозь зубы не очень-то любезные выражения в её адрес, после чего она повернулась к полицейским.
- Это вы пришли к клошару?
- Комиссар Мегрэ... - повторил он.
Она порылась в своей памяти. И ей тоже фамилия ничего не говорила. В этом здании люди жили в другом мире - с пронумерованными палатами, своими отделениями, рядами кроватей в просторных помещениях, таинственными значками на листках, прикрепленных к изголовью каждой из них.
- Как у него дела?
- Мне кажется, его сейчас осматривает профессор Маньен.
- Его прооперировали?
- Кто вам об этом сказал?
- Не знаю... Я полагал...
Мегрэ было не по себе в больнице и он явно робел.
- Под какой фамилией вы его записали?
- Под той, что фигурировала на его удостоверении личности.
- Оно у вас?
- Могу показать.
Она вошла в небольшой застекленный кабинетик в глубине коридора, тут же откуда-то извлекла засаленную картону, все ещё не просохшую после того, как побывала в воде Сены.
Фамилия: Келлер.
Имена: Франсуа, Мари, Флорантен.
Профессия: Старьевщик.
Место рождения: Мюлуз, департамент Нижний Рейн.
Согласно этому документу бродяге было шестьдесят три года, проживал он в Париже в меблированных комнатах на улице Мобер, хорошо известных комиссару, ибо там официально числились некоторые из клошаров.
- Он пришел к сознание?
Сестра попыталась было перехватить удостоверение личности, которое комиссар тут же сунул в карман и, не преуспев в этом, проворчала:
- Это не положено... Согласно утвержденному порядку...
- Келлер в отдельной палате?
- Еще чего!
- Проводите меня к нему.
Она, постояв немного в нерешительности, в конце концов уступила.
- Все равно вы будете улаживать это дело с профессором...
Она пошла впереди, открыла третью дверь, за которой виднелось два или три ряда занятых пациентами коек. Большинство больных лежали на спине, с открытыми глазами; в глубине двое-трое в больничной одежде стояли, тихо переговариваясь.
Ближе к середине помещения у одной из кроватей сгрудилось с десяток молодых парней и девушек, все - в белых халатах и шапочках - окружив коренастого, невысокого, с волосами "ежиком" мужчину тоже в типичной для медиков одеянии, видимо, читавшего им вроде лекции.
- Его пока нельзя беспокоить. Вы же видите: он занят.
Тем не менее сама она подошла к профессору и что-то прошептала ему на ухо, то издали бросил взгляд на Мегрэ, но продолжил свои объяснения.
- Занятия закончатся через несколько минут. Он просит подождать его в кабинете.
Старшая сестра провела их туда. Комнатка была небольшая, и в ней размещались всего два стула. На письменном столе в серебряной рамке стояла фотография женщины и трех детей, касавшихся друг друга головами.
Мегрэ, поколебавшись, все же решился и выбил в полную окурков от сигарет пепельницу содержимое трубки, чтобы тут же набить себе новую.