- Очень вежливый, очень спокойный жилец, - было о нем мнение консьержки. - Выходит редко, вечером никогда женщин не приводит. К нему вообще никто не приходит.
- Он сам убирает? Сам готовит?
- Да, наверное! Но ручаюсь, у него очень чисто.
Неужели Кюэнде был так самоуверен, что, совершив кражу, не дал себе труда переехать куда-нибудь в другое место? Или, может быть, наоборот, он боялся навлечь на себя подозрение, если бы внезапно покинул свою квартиру?
Мегрэ застал его дома. Кюэнде сидел и читал какую-то книгу. Сквозь окно было прекрасно видно, что происходит в доме на другой стороне улицы.
- Вы не пройдете со мной?
Кюэнде не протестовал. И не возражал, когда производили обыск в его комнатке. У него не нашли ничего, абсолютно ничего: ни одной драгоценности, ни одной отмычки, никаких лестниц или веревок, словом, ни одного приспособления, чтобы взбираться.
Допрос на набережной Орфевр длился почти сутки с короткими перерывами, чтобы съесть булку и выпить пива.
- Почему вы сняли эту комнату?
- Она мне понравилась.
- Вы поссорились с матерью?
- Нет.
- Вы уже не живете вместе с ней?
- Когда-нибудь я к ней вернусь.
- Вы оставили у нее свои вещи?
- Конечно.
- В последнее время вы были у матери?
- Нет.
- Кто вас видел в том доме?
- Консьержка, соседи, может, кто-нибудь еще.
Немного странный акцент придавал его словам оттенок иронии, должно быть, невольный, поскольку выражение его лица, серьезное и спокойное, говорило о том, что он делает все, что может, чтобы удовлетворить господина комиссара.
Допрос не дал никаких результатов, но расспросы на улице Муфтар доставили кое-какой материал. Оказалось, что Оноре не в первый раз исчезал на период от трех недель до двух месяцев, после чего возвращался и снова жил в течение долгого времени вместе с матерью.
- На какие средства вы живете?
- Я умею делать все.
- Но вы нигде не работаете.
- Я отложил немного денег.
- В банке?
- Я не верю банкам.
- Так где же эти деньги?
Он молчал. Со времени своего первого ареста он проштудировал Уголовный кодекс и некоторые параграфы знал на память.
- Это не я должен доказать, что невиновен. Это вы должны доказать мне мою вину.
На этот раз Мегрэ рассердился, хотя при виде лица Кюэнде, выражавшего снисходительное неодобрение, тут же об этом пожалел.
- Вы каким-то образом избавились от драгоценностей. Скорее всего продали кому-то. Кому?
Перед этим поинтересовались известными скупщиками краденого, оповестили Антверпен, Амстердам, Лондон. Шепнули словечко доверенным информаторам. Но никто не узнал Кюэнде. Никто в глаза его не видел. Никто не поддерживал с ним отношений.
- А что я говорила? - торжествовала его мать. - Я знаю, что вы хорошие пройдохи, но у моего сына тоже есть голова на плечах... ого-го какая!
Несмотря на подозрения, несмотря на то, что фамилия Кюэнде фигурировала в реестре судимых, пришлось освободить его из-за отсутствия доказательств вины.
Он не торжествовал, как его мать. Ни на минуту не утратил враждебной флегматичности. Выходя из кабинета Мегрэ, задержался в дверях, поискал глазами шляпу и после короткого колебания протянул на прощание руку.
- До свидания, господин комиссар.
Будто бы знал, что скоро они увидятся снова.
III
Стулья с плетеными из соломы сиденьями поблескивали оттенками матового золота. Пол из обычных сосновых досок, очень старый, был покрыт воском и так натерт, что в нем, как в зеркале, отражался прямоугольник окна. Медный маятник стенных часов мерно покачивался.
Казалось, что каждый предмет в этой комнате: кочерга, вазоны, половая щетка, о которую терся кот, живут своей собственной жизнью, как на картинах старых голландских художников.
Старая женщина открыла дверцы печки и бросила туда два совка угля; вырвавшееся пламя на миг осветило ее лицо.
- Вы позволите мне снять пальто?
- Это значит, что вы пришли надолго?
- Это значит, что на дворе два градуса мороза, а у вас очень тепло.
- Старые люди мерзляки, - буркнула она скорее себе под нос, чем ему. - Я люблю, когда печь хорошо натоплена. Мой сын тоже любил тепло, даже когда был маленьким. Помню, что у нас дома, в Сенарклене, он всегда сидел у печки, когда учил уроки.
Она бросила взгляд на кресло, обитое вытертой кожей.
- И здесь он тоже пододвигал кресло к печке. Он мог часами сидеть так и читать, забывая обо всем на свете.
- А что он читал?
- Разве я знаю? - отвечала она, разводя руками. - Откуда мне знать? Он брал книги в библиотеке на улице Монж. Прочитает одну, отдает, берет другую. О, одна еще лежит здесь.
Она указала на обернутую в черное блестящее полотно книгу... Это была монография о французской революции, написанная Ленортом.
- Мой Оноре знал очень много. Никогда не говорил попусту, но сколько у него в голове было... ого-го! Газеты он читал ежедневно, по четыре-пять в день, и такие толстые журналы, очень дорогие, с цветными картинками...
Мегрэ любил тихие квартиры, у которых был свой собственный запах хорошо поддерживаемого человеческого жилья. Ему хотелось закурить трубку, и он уже начал ее машинально набивать, но заколебался.
- Можете закурить. Он тоже курил трубку. У него была целая коллекция старых трубок, а если какая-нибудь из них портилась, он долго с ней возился, но чинил сам.
- Я бы хотел задать вам один вопрос, госпожа Кюэнде.
- Почему вы обращаетесь ко мне так официально? Все попросту называют меня Жюстина. И уже так давно! Мне кажется, что в последний раз "мадам Кюэнде" называл меня мэр, который регистрировал наш брак. Пожалуйста, спрашивайте. Отвечу, если смогу.
- Вы не работаете?
- Я никогда не работала. Даже когда муж был жив.
- У вашего мужа было какое-то состояние?
- А вы когда-нибудь видели богатого кротолова? Особенно такого, который пьет с утра до ночи?
- Значит, вы жили на те деньги, что давал вам сын?
- Что же в этом плохого?
- Рабочий отдает зарплату ясене или матери каждую субботу, чиновник свое жалованье каждого первого числа. А Оноре - он давал вам деньги регулярно или в определенные сроки, когда они были вам нужны?
Она сосредоточенно смотрела на него, как бы только теперь отдав себе отчет в значении его вопроса.
- По-разному... а что?
- Он мог, например, вручить вам какую-то крупную сумму сразу, чтобы вам хватило на то время, пока он отсутствует. Но когда он вернется...
- Он никогда не давал мне крупных сумм. Что бы я с ними делала?
- На какой срок он оставлял вас одну? По крайней мере, на несколько недель, правда? А что вы делали все это время без денег?
- Мне много и не нужно.
- А все-таки, как вы жили, не имея средств к существованию?
- Я всегда могу взять в кредит все, что мне необходимо в магазинчике, у мясника - ба! - любой базарный торговец мне поверит. Кто у нас в квартале не знает старой Жюстины?
- А может быть, ваш сын присылал деньги по почте?
- По почте? Никогда!
- Послушайте меня, мадам Кюэнде...
- Я уже говорила вам, чтобы вы называли меня Жюстиной. Она встала у плиты, долила воды в бурлящую на огне кастрюлю, прикрыла ее крышкой, оставив узкую щелку, чтобы мог выйти пар.
- Я в самом деле не хочу доставлять вам неприятности, а ваш сын ведь... уже теперь... прошу понять меня: мне нужно только найти тех, кто его убил. А вы можете мне в этом помочь.
- Я смогу его увидеть?
- Да.
- Когда?
- Сегодня, еще до полудня. Наш инспектор заедет за вами.
- Мне выдадут тело?
- Наверное. Но прошу вас не менять тему. Я должен задать вам несколько вопросов.