— Черт возьми, так это же из-за Марии, которая там находится! Ранение тяжелое?
— Пуля попала в левое колено. Сейчас парня наверняка оперируют.
— Что в карманах?
На письменном столе Мегрэ лежали отдельно друг от друга две тщательно подобранные кучки вещей.
— Первая — из карманов Карела. Вторая — из карманов мальчишки.
— Мере у себя?
— Предупредил, что пробудет всю ночь в лаборатории.
— Передайте, чтобы спустился. И пошлите кого-нибудь наверх, в архив. Мне нужны учетная карточка и дело некоего Яна Бронского. Пальцевых отпечатков у меня нет, но у него две судимости, и отсидел он не меньше полутора лет.
Комиссар отправил также людей на Прованскую улицу к «Фоли-Бержер», строжайше наказав им любой ценой остаться незамеченными.
— Перед уходом хорошенько присмотритесь к фотографии Бронского. Брать его только в том случае, если попытается сесть в поезд или самолет. Но, думаю, этого не случится.
В бумажнике Карела Липшица лежали 42 тысячефранковые бумажки, удостоверения личности на его имя и еще одно с итальянской фамилией Филиппино. Липшиц не курил, при нем не оказалось ни сигарет, ни трубки, ни зажигалки, но были обнаружены карманный фонарик, два носовых платка, в том числе один грязный, билет в кино, датированный истекшим днем, перочинный нож и пистолет.
— Вот видишь! А мы воображали, что все предусмотрели, — заметил Мегрэ, указывая Коломбани на билет в кино. — Они таки сообразили, что лучше пойти в кино, чем шастать по улицам. В кино можно часами отсиживаться в темноте. А на Бульварах, где сеансы круглосуточные, — даже вздремнуть.
В карманах Петра нашлось всего 38 франков мелочью. В бумажнике хранились две фотографии — маленькая паспортная карточка Марии, вероятно прошлогодняя, потому что прическа была у девушки другая, и портрет крестьянской четы, сидящей на пороге своего жилища где-то в Центральной Европе, насколько можно было судить по внешнему виду дома. Удостоверение личности отсутствовало. Сигареты, зажигалка, голубой блокнотик с несколькими страницами, исписанными карандашом…
— Вроде бы стихи?
— Убежден в этом.
При виде двух объемистых кучек Мере возликовал и тут же утащил все в свою берлогу под крышей. Вскоре один из инспекторов положил комиссару на стол дело Бронского. Безжалостно резкая, как все антропометрические снимки, фотография совершенно не соответствовала описанию Маршана: у молодого человека было усталое лицо, двухдневная щетина, крупный кадык.
— Жанвье звонил?
— Сказал, что все спокойно и вы можете вызвать его по телефону: Пасси, шестьдесят два — сорок один.
— Соедините меня с ним.
Мегрэ читал вполголоса. Из дела явствовало, что Бронскому, уроженцу Праги, сейчас тридцать пять. Учился в Венском университете, потом несколько лет жил в Берлине. Там женился на некой Хильде Браун, но когда двадцати восьми лет приехал на законных основаниях во Францию, то был уже один. Еще тогда он указал род занятий — кинематографист; первым его местожительством была гостиница на бульваре Распайль.
— Жанвье на проводе, шеф.
— Ты, малыш?.. Пообедал?.. Слушай хорошенько. Посылаю тебе двух человек с машиной.
— Нас и так двое! — запротестовал обиженный инспектор.
— Не важно. Слушай, что я говорю. Когда они прибудут, оставишь их на улице. Нужно, чтобы их присутствия никто не заподозрил. Особенно человек, возвращающийся домой пешком или на такси. Вы с напарником войдете в дом. Предварительно выждите, пока погаснет свет в привратницкой. Как выглядит здание?
— Новое, современное, довольно шикарное. Белый фасад, дверь из кованого железа со стеклом.
— Хорошо. Пробормочите какую-нибудь фамилию и поднимайтесь.
— А как мне узнать, какая квартира?
— Ты прав. Где-то поблизости должна быть лавка, поставляющая жильцам молоко. Разбуди, если нужно, молочника. Сочини какую-нибудь историю, лучше всего любовную.
— Ясно.
— С замками справляться не разучился? Войдите в квартиру. Свет не включайте. Спрячьтесь в углу, так чтобы успеть вмешаться, если потребуется.
— Понятно, шеф, — вздохнул бедняга Жанвье, перед которым замаячила перспектива многочасового неподвижного ожидания в темной незнакомой квартире.
— Главное, не курить, — и Мегрэ сам улыбнулся своей жестокости. Потом выбрал двух человек в засаду на улице Лоншан. — Прихватите пушки. Трудно предвидеть, как развернутся события.
Взгляд на Коломбани… Они поняли друг друга без слов. Не с мошенником, а с главарем банды убийц — вот с кем предстоит иметь дело, и они не вправе рисковать. Задержать его в «Фоли-Бержер» куда проще, но предусмотреть реакцию Бронского невозможно. Есть шанс, что этот тип вооружен, а он, похоже, не побоится оказать сопротивление и даже открыть огонь по толпе, чтобы воспользоваться паникой.
— Кто сходит в пивную «У дофины» за пивом и сандвичами? Добровольцы есть?
Это был первый признак того, что надвигающаяся ночь войдет в анналы уголовной полиции. Атмосфера в обоих кабинетах, занятых отделом Мегрэ, наводила на мысль о командном пункте перед боем. Все курили, всем не сиделось на месте. Телефоны освободились.
— «Фоли-Бержер», пожалуйста.
Маршана удалось заполучить не сразу. Его вытащили со сцены, где он улаживал ссору двух обнаженных танцовщиц.
— Да, дорогуша… — начал он, даже не спросив, с кем говорит.
— Это Мегрэ.
— Слушаю.
— Он у вас?
— Только что видел его.
— Отлично. Не отвечайте мне. Прошу об одном: если он уйдет без нее, позвоните.
— Ясно. Не очень его мордуйте, ладно?
— Этим, вероятно, займется кто-нибудь другой, — загадочно пообещал Мегрэ.
Через несколько секунд на сцену «Фоли-Бержер» выпорхнет Франсина Латур в паре с комиком Дреаном, а ее любовник заглянет на минуту в уже душный зал и пойдет с видом завсегдатая гулять по фойе, рассеянно прислушиваясь к диалогу, который давно выучил наизусть, и к взрывам смеха на галерке. Мария по-прежнему лежит в больничной палате, встревоженная и взбешенная, потому что, в соответствии с правилами, у нее на ночь отобрали малыша, а за дверями дежурят два инспектора. И, наконец, в другом крыле больницы Лаэннека одиноко забылся сном Петр, которого привезли из операционной.
Комиссара вызвал к телефону изрядно взвинченный Комельо. Он в гостях у знакомых на бульваре Сен-Жермен и выскочил на минутку, чтобы позвонить.
— По-прежнему ничего?
— Так, мелочи. Убит Карел Липшиц.
— Вашими?
— Нет, своим дружком. Один из моих инспекторов прострелил ногу мальчишке Петру.
— Словом, на свободе остался один?
— Да, Сергей Мадош. И, конечно, главарь.
— Которого вы до сих пор не установили?
— Которого зовут Ян Бронский.
— Он случайно не кинопродюсер?
— Не знаю, продюсер ли он, но в кино подвизается.
— Это он около трех лет назад получил с моей помощью полтора года заключения?
— Совершенно верно.
— Вышли на след?
— Сейчас он в «Фоли-Бержер».
— И вы его не берете?
— Скоро возьмем. Теперь время работает на нас, а я хочу свести потери к минимуму.
— Запишите мой телефон. Я останусь здесь до полуночи. Затем буду ждать вашего звонка у себя.
— И даже успеете вздремнуть.
Мегрэ не ошибся. Ян Бронский и Франсина Латур отправились на такси к Максиму и поужинали вдвоем. Мегрэ следил за их передвижениями из своего кабинета, куда уже дважды поднимался с подносом официант из пивной «У дофины». Кабинет был заставлен пивными кружками, всюду валялись недоеденные сандвичи, от табачного дыма першило в горле. Однако, несмотря на жару, Коломбани не снимал светлого пальто из верблюжьей шерсти, служившего ему своего рода форменной одеждой, и котелок его был, как всегда, сдвинут на затылок.
— Женщину вызвал?
— Какую женщину?
— Нину, жену Альбера.