Она ответила просто:
— Я обслуживаю туалеты и готовлю, когда посетители что-го заказывают.
— Вы живете тут же?
Наверху. Из кухни к нам ведет лестница. Еще у нас есть дом в Бурживале. Мы ездим туда, когда закрываем кабаре.
Внешне женщина выглядела спокойной, хотя наверняка была заинтригована посещением важного полицейского чина. А может, уже привыкла к таким визитам и сейчас терпеливо ждала.
— Как давно вы содержите это заведение?
— Через месяц будет одиннадцать лет.
— И много бывает народу?
— Это зависит от дня недели.
Мегрэ увидел афишку и прочитал: «Finish the night at Picratt’s the hottest spot in Paris». Он помнил немного по-английски и перевел: «Завершите ночь в „Пикрате“, в самом возбуждающем месте Парижа». Слово «возбуждающий» не совсем точно передавало аромат английского текста. Там было точнее: «самое жаркое место в Париже», в буквальном значении этого слова.
Женщина не изменила выражение лица.
— Мсье выпьет чего-нибудь?
Но, сказав это, она сразу поняла, что комиссар откажется.
— Как вы распространяете эти проспекты?
— Даем портье в дорогих отелях, а они подкладывают афишки своим постояльцам, прежде всего американцам.
Поздно ночью, когда иностранцы, уже посетив самые популярные рестораны, не знают, где им убить остаток ночи, Кузнечик крутится вокруг и раздает им эти рекламки, а иногда сует в машины и такси. Понимаете, мы открываем тогда, когда другие уже заканчивают работу.
Мегрэ понял. Здешняя клиентура складывается из людей, которые всю ночь волочились по Монмартру и, если не находили ничего интересного, пытали счастья в «Пикрате».
— Они приходят уже в большом подпитии?
— Конечно.
— Много их было последней ночью?
— Это был понедельник. По понедельникам у нас никогда много не бывает.
— С того места, где вы находитесь, видно, что делается в зале?
Она показала ему в глубине, слева от эстрады, дверь с табличкой: «Туалет». Другая, точно такая же, справа, была без обозначения.
— Я почти всегда там. Мы вообще не подаем горячих блюд. Но иногда гости заказывают луковый суп, ветчину или лангустов. Тогда я на минуту выхожу на кухню.
— Значит, вы почти всегда в зале?
— Чаще всего. Я слежу за моими девочками и в подходящий момент подсовываю клиентам коробку конфет, цветы или какой-нибудь сувенир. Вы знаете, как бывает.
Она даже не пыталась лгать и, наконец, села со вздохом облегчения и вынула одну ногу из тапка. Нога была отекшая и натруженная.
— Что еще вы хотите узнать? Я вас не тороплю, но мне пора будить Фреда. Ему нужно больше времени, чтобы выспаться, чем мне.
— Во сколько вы легли?
— Около пяти. Но иногда ложусь только в семь.
— А во сколько вы встали?
— Час назад, и, как видите, уже подметаю.
— Муж пошел спать вместе с вами?
— Он поднялся наверх за пять минут до меня.
— С утра он не выходил в город?
— Он все время в постели.
И только когда он так упорно стал допытываться о ее муже, женщина забеспокоилась.
— Вы пришли из-за него?
— Скорее из-за двух мужчин, которые были здесь сегодня, около двух часов ночи. Они сидели в одном из кабинетов. Вы не помните?
— Двух мужчин?
Она осмотрела столики по очереди, словно рылась в своей памяти.
— Вы можете показать, где сидела Арлетта перед своим вторым выступлением?
— Да. Она была со своим молодым человеком. Я даже ей сказала, что это пустая трата времени.
— Он часто приходил?
— Три или четыре раза. Он из тех, кто заходит случайно и влюбляется в одну из девушек. Я им твержу все время: ради бога, один раз, если не можете без этого обойтись, но постоянным поклонникам здесь не место. Они сидели в шестой ложе, спиной к улице. Я их хорошо видела. Он все время держал ее за руку и болтал без конца, а лицо было, как у теленка…
— А в соседней ложе?
— Было пусто.
— Весь вечер?
— Это легко проверить. Я еще не убирала со столиков. Если бы там кто-то сидел, то в пепельнице остались окурки, а на скатерти — следы рюмок.
Женщина не пошевелилась, когда он пошел проверить.
— Вы правы, ничего не видно.
— Может, в другой день я не была бы так уверена, но вчера, как всегда по понедельникам было так пусто, что мы уже хотели закрывать. Даю слово, от силы человек двенадцать. Муж подтвердит это.
— Вы знаете Оскара? — спросил он напрямик.
Она не пошевелилась, но комиссар почувствовал, что ей не хочется продолжать разговор.