– Боже мой, – выдохнула телеведущая. – Вы говорите, мальчик был убогим? Или он только чувствовал себя убогим?
– Это одно и тоже. Когда ребенок ощущает себя убогим – убогим он и растет.
– Звучит как клеймо.
– А что поделать? Такова правда жизни.
– Вы так жизненно описываете, – говорила телеведущая, – словно и сами переживали подобное… Или вы просто фантазируете? Простите, – поправилась девушка, – теоретизируете?
Врач одарил ее презрительным взглядом и продолжил:
– Я совершенно нормальный и здоровый человек. Иначе не смог бы работать в клинике оздоровления. Мы должны демонстрировать пациентом пример душевно здоровой личности. Пациента лечит не столько техника, сколько личность врача.
– Интересный подход. Вы говорите, у Тэо Ботова была шиза на почве убогости…
– И это еще не все, – врач перебил телеведущую. – Мы раскопали историю его болезни. У мальчика была и другая, куда более страшная шиза…
– Вы меня пугаете.
– Это действительно страшно. И окружающим очень повезло, что его психика подавила эти переживания так глубоко, что пациент не отыграл их на обществе. Эта – более глубокая шиза связана с другими событиями его детства, о которых мальчик, разумеется, тоже ничего не помнил.
– Мне даже страшно предположить, что это может быть…
– Давайте опустим эту неприятную тему. Цензура все равно вырежет.
– Пожалуй, – согласилась телеведущая. – Но у меня остается ощущение какой-то незавершенности.
– Я порекомендую Вам отличного гештальт-терапевта, сейчас визитку найду.
И врач начал с серьезным видом копаться в черном портфеле.
– А может, вы хотя бы намекнете? Цензура у нас либеральная, и на всех телезрителей терапевтов не хватит.
Он перестал копаться в портфеле и заговорил:
– Тэо Ботов – полный псих, и этим все сказано. Понимаете? Псих! В самом настоящем, уродливо-позорном смысле этого слова. А вы знаете, что такое «псих»? Это, когда человека уже ничто не спасет. Вот вы с ним говорите, и вроде он кажется вам нормальным и даже местами занимательным собеседником, но почти сразу возникает такое поганенькое ощущение, словно что-то с ним не то, ощущение какой-то странной тревоги. И тут вы со всей ясностью понимаете, что перед вами – самый настоящий психопат! Я бы даже сказал – психический урод… Человек, чье восприятие настолько пропитано его убогими проекциями, что достучаться до трезвого разума, не представляется никакой возможности! Вы говорите с ним, а он смотрит на вас так, словно целит холодной иглой вам прямо в мозг!
– У вас к нему как будто личная неприязнь?
– А чего Вы от меня ждете? Я – нормальный человек, и способен на нормальные переживания. Когда я вижу психа, мне, как и любому другому хочется уйти как можно быстрее и дальше, и больше никогда не возвращаться…
– Как же вы работаете? Вы ведь по долгу службы ежедневно имеете дело с патологией?
– Мы в клинике – не святые и не обязаны любить своих пациентов. Мы просто делаем свою работу. С годами привыкаешь, и уже ничего не чувствуешь. Больной – он и в Африке больной. Значит, его надо лечить. Некоторые больные – неизлечимы. Таких мы изолируем. Ведь из любой проблемы всегда есть три выхода: первый – взять на себя ответственность и начать что-то делать. Второй – невротический – обидеться. Третий – пойти и застрелиться. Люди в общей массе не больно-то хотят брать на себя ответственность. В итоге остается только два выхода: застрелиться, а потом еще и обидеться.
– Обычно в качестве третьего выхода говорят о смирении, – заметила телеведущая.
– Милочка, ну кому вы рассказываете? О каком таком смирении в нашем обществе может идти речь? Вы хоть раз видели смиренного человека без смирительной рубашки? Есть, конечно, убожества, которые корчат под святых, просто потому, что у них не хватает духу взять и начать что-то делать. Кишка тонка! И вот, вместо того, чтобы честно признать, что я – слабый, лох и трус, человек начинает рассуждать о смирении. Пускается в философские искания. Меня такие люди откровенно раздражают. Вместо того чтобы взять и сделать, человек начинает рассуждать – «а что если…», – и пошло-поехало. И так вся жизнь проходит.