И одновременно я чувствовал, что убегая от гибели, я должен двигаться к источнику жизни, к Творцу этой загадочной реальности.
Я больше не мог оставаться на месте. Чем дольше я простаивал, тем ближе была смерть. Я уже чувствовал направление, откуда она двигалась в мою сторону. Страх начал быстро нарастать, пронзая тело невыносимым холодом. И я побежал.
Темные ступеньки, пыльные перила, знакомые закутки, стайка омертвевших без электричества перевозчиков, неровная мостовая. «Как громко в этой тишине клацают мои ботинки. Теперь она знает, где я. Теперь она движется прямиком сюда. Я должен уходить».
Огромная тусклая некогда родная Цитадель стала молчаливой западней. Я вспомнил, что где-то неподалеку от платформы с транспортной развязкой провисал толстый трос, по которому спускались некогда зеленые вьюнки. Как я и ожидал, все растения давно высохли и распались в прах, а прочный (как и все безжизненное в Цитадели) трос все также свисал, погружаясь в черную пропасть. Но даже эта пугающая пучина не была и рядом такой же леденяще острой, как надвигающийся с верхних уровней Цитадели бездушный лик смерти.
Я ухватился за трос и начал скользить вниз – все глубже и глубже, платформа за платформой, пока исходящий сверху холод не разбавился жаром земной мантии. И тогда я вышел на неизвестную мне пустую площадку с единственным выходом, который привел меня в шахту, напоминающую огромный подъезд мирской многоэтажки, но без характерных дверей вдоль стен. Никаких перил и поручней здесь тоже не было – следовало двигаться осторожней, чтобы не свалиться в шахту, углублявшуюся далеко вниз, исчезая во мраке. Я начал спускаться. Один этаж, другой, третий. Продвигаясь глубже, я с опаской озирался по сторонам в поисках выхода. Однако и этого выхода я боялся не меньше, чем продолжающегося спуска в бездну. Чтобы не свалиться за неогороженные ступени, я шел вдоль стен, но то и дело поглядывал вниз, всматриваясь в бездонную пропасть шахты, и думал: «как долго я смогу убегать? И где меня ждет спасение?»
Так прошел час, или два – я потерял чувство времени. Должно быть, я спустился на несколько сотен этажей. Я думал о том, что вернуться будет затруднительно. Но здесь, в этой пропасти, затерянной во тьме, смерти придется постараться, чтобы найти меня. Я старался не шуметь, и спускаться так тихо, словно меня здесь и нет. Я снова посмотрел вниз. Дна не было видно. Бесчисленным этажам шахты не было конца. И вдруг я снова почувствовал ее… далеко… вверху – над собой. И снова побежал, что было мочи. Смерть шла попятам. Этажи мелькали один за другим, и я заметил, что чем ниже спускаюсь, тем тусклей становится свет. Меня гнали в непроглядную тьму.
В какой-то момент на одном из уровней я нашел низкий лаз в стене – совсем небольшой, будто не для человека вовсе – он был чуть шире вентиляционного канала. «Наверное, – догадался я, – его сделали рабочие андроиды для своих нужд». Влезать туда совсем не хотелось, и я спустился еще на три этажа вниз. Здесь свет окончательно обрывался. Я кое-как прошел еще один лестничный пролет, и различил на лестничной площадке внизу темный проход. Я понял, куда он ведет. Это была тьма преисподней – черный безвыходный лабиринт, пронизанный беспросветным ужасом совершенной безнадеги. Кажется, именно так выглядят глубочайшие кладовые моего бессознательного – психические тропинки, которых свет сознания никогда не касался. «Там угасает жизнь. Я уже видел это. Я заглядывал в этот темный подвал. Мне туда не нужно».
Я быстро поднялся вверх, к оставленному на три этажа выше узкому лазу, и рванул в него ползком. Утратив надежду на спасение, я механически перебирал локтями, и продолжал углубляться в эту твердую темную нору – апартаменты гигантского червяка. На фоне беспросветной, опустошающей безвыходности, мелькнула одна, подающая надежды мысль: «смерти было бы не к лицу встречать меня в таком месте». И в этот момент я увидел, что лаз заканчивается… Выбравшись, я оказался в высоком длинном зале, напоминающем корабельный док, и почувствовал неожиданное облегчение. Здесь были следы угасшей жизни. Повсюду валялись контейнеры, на полу стояло несколько погрузчиков, небольшие площадки, создававшие второй этаж, соединялись узкими металлическими перешейками, от которых свисали до пола вертикальные приставные лестницы.