Следом встал Орель. Провел ладонью по лицу, но рука осталась чистой. Пару ударов он пропустил, но походило, что все закончится синяками. Подошел к Готтольду. На первый взгляд, для него драка прошла без особых последствий.
— Что вы здесь устроили?
Прежде, чем кто-то из мужчин успел ответить, вступила Агнесса. Она быстро проговорила:
— Я очищала статую Карла Виглера. А эти мясники заставляли вернуть все как было. Хотели опозорить основателя города.
Гильдия мясников. Вот что значили бляхи с бычьими головами.
— И что произошло дальше?
— Мой брат и кузен вступились за меня. А потом подоспели вы, господин десятник.
Стражник повернулся к мясникам:
— Она говорит правду?
— Они на слова ответили кулаками, — мрачно проговорил старший мужчина. — Подло и без предупреждения. А чего еще ожидать от детей предателя?
Десятник с большим интересом повернулся к Агнессе и Готтольду. Стало заметно, как резко поменялось его отношение с нейтрального на враждебное.
— Значит, вы близнецы Виглер?
— Да.
Стражник сплюнул под ноги. Повернулся к мясникам и больше не обращался к кукольникам напрямую.
— Господа, к сожалению, закон не на вашей стороне. Мы должны чтить память пяти основателей, чтобы не сотворили их дети и внуки. И эти люди были в праве, когда защитил монумент и не дали его поругать.
Младший мясник собирался возразить, но десятник поднял руку, давая знак молчать.
— Помни: Наяхафен важнее всего, основателей нужно почитать, а море — враг. Никого не задерживаю. Расходитесь.
Первая фраза стражника больше походила на религиозную максиму. Или девиз морской республики. В любом случае, это убедило мясников закончить препирательства. После драки прогулка завершилась. В молчании пошли обратно к мастерской Виглеров. Механик заметил, что Готтольд шел чуть скособочившись.
Прошло достаточно много времени, прежде чем Агнесса нарушила молчание.
— Кузен, где ты так натренировался драться?
— Долго учился фехтовать. И, пока здоровье позволяло, много практиковался. Я обучал боевые механизмы нашего ордена сражаться. А если сам не умеешь обращаться со шпагой, алебардой или копьем, то ничему и не научишь.
— Механических воинов? — переспросил Готтольд. Интерес перевесил обиду.
— У вас разве таких нет?
— Нет. Но давай не будем обсуждать это на улице. Ты понимаешь, что поступил очень глупо?
— Да.
— Все закончилось бы разговором. Пусть и на повышенных тонах. А ты устроил ненужную драку.
Орель не стал спорить. И понимал, что действовал незрело. И прежде всего хотел оценить свои силы в настоящем деле. Проверить, насколько восстановился и как сохранились прошлые навыки. К тому же хотел заслужить толику славу и повалить обоих мясников с первого удара. Конечно, последнее не получилось. Но зато стал лучше понимать границы возможностей нового тела.
Глава 3
Серьезный разговор откладывали до вечера. Близнец работали над заготовками для следующих заказов в мастерской, Орель вновь пробовал силы с бракованной болванкой. После ужина, состоявшей из пшеничной каши и печеной морской рыбы, брат Виглер хлопнул ладонями по столу и произнес короткую фразу.
— Пора наконец поговорить о настоящих делах.
Механик кивнул. Первый этап его путешествия закончился. Он полностью восстановил силы. И нужно было переходить к истинной работе. Но решил передать инициативу близнецам. Стоило понять, что именно те знали.
— Давай перейдем к обсуждению., Готтольд, начинай.
Но первой заговорила Агнесса. Орель знал, что в этом мире женщины также в основном оставались на вторых ролях. Но по поведению Виглеры считали себя по меньшей мере равноправными. И женщина вела дела наравне с братом.
— Я знаю, что в сложившейся ситуации и ты, и мы только малая часть большого плана. И между собой договаривались совсем другие люди много лет назад. И у нас с Готтольдом нет полного представления об истинных целях. Слишком тяжело передаются сообщения между мирами.
— Это я понимаю.
— Наша задача — встретить тебя, если потребуется, то поставить на ноги и дальше помогать в делах. Но зачем именно ты прибыл, нам не известно. И раз уж ты ввязываешься в пустые драки, то явно восстановил силы.
Орель задумчиво перевел взгляд с одного на другую. Оценивал, насколько откровенно стоит отвечать. Наконец, решил, что можно рассказать большую часть правды.