— Великий Трон! Да они огромные, — прошептал модерат Баннан.
— «Владыки войны», — определил Шарак. — По крайней мере три машины. И возможно, один «Разбойник».
— Вероятно, — согласился Баннан. — Но это тепловое пятно в центре… Оно слишком большое для титана. Возможно, вплотную к нему идет еще одна машина. Они могли попытаться скрыть одного титана.
— Долун? — окликнул Шарак сенсория. — Твое мнение?
— Может, и так, но датчики пустотной защиты не выделяют отдельных машин. Трудно сказать, буря с запада так разбушевалась, что все сканеры забиты помехами.
— Держи курс на них, — приказал Шарак, сжимая кулаки, опутанные проводами и сталью.
В огромных поршнях и шестернях «Металлус Кебрения» возникла гулкая вибрация, словно божественная машина через мультисвязь улавливала нетерпение принцепса. «Кебрения» была старой машиной, гранд-дамой Легио Темпестус с завидным послужным списком, но в последней битве ей довелось получить серьезные повреждения.
Возвращение на Марс для ремонта и перевооружения стало тяжелым испытанием и для человека, и для машины, и Шарак ощущал нетерпеливое желание скорее вступить в бой.
— Есть какие-нибудь сигналы от Мортис? — спросил он. — Они ответили на наши запросы?
— Отрицательно, мой принцепс, — ответил Баннан. — Одни помехи. Возможно, буря заблокировала вокс, но я в этом сомневаюсь.
— А как насчет Повелителя Бурь? Принцепс Кавалерио отвечает?
— В последнем сообщении он сказал, что возвращается на предельной скорости, — доложил Баннан. — Больше ничего не поступало.
— Давай, Индий, — прошептал Шарак. — Я не смогу удержать каньон с «Разбойником» и парой «Гончих».
Он снова сосредоточился на мультисвязи, стараясь понять, что за помехи искажают информацию об окружающем мире. Уже несколько дней подряд марсианские каналы связи были забиты отрывочными и бессвязными фрагментами бинарного кода, источник происхождения которых было невозможно определить. Они неожиданно возникали в системах, а затем так же внезапно исчезали.
— Адепт Эскунд, убавь мощность реактора на двенадцать процентов, — приказал Шарак. — Баннан, оставь одну треть скорости. И держи курс на устье каньона.
— Слушаюсь, мой принцепс, — ответил Баннан, сбавляя ход.
Шарак открыл каналы мультисвязи для принцепсов «Гончих»:
— Касим, Ламн.
Перед его глазами возникли дрожащие, расплывчатые изображения: Касим, смуглолицый хищник, и привыкший нападать из засады Ламн. Они прекрасно работали в паре: Касим с яростью настоящего охотника нападал на противника и гнал его прямо под выстрелы своего собрата по оружию.
— Принцепс Шарак, — заговорил Касим с акцентом, выдававшим уроженца ульев Финикийского озера, — у тебя есть боевой приказ?
— Возможно, — ответил Шарак. — Рассредоточьтесь и перекрестными курсами направляйтесь к той точке, где в последний раз засекли машины Мортис. Я хочу знать, где находятся их титаны.
— Вступим в бой? — спросил Ламн.
В его голосе слышалось такое нетерпение, что Шарак чуть не рассмеялся.
— Ламн, твоя отвага достойна восхищения, но, если Мортис подходит с теми силами, о которых я догадываюсь, пара «Гончих» их вряд ли остановит.
— Что же, мы должны позволить им беспрепятственно войти в крепость?! — возмутился Касим.
— Нам еще неизвестно, куда они направляются, — напомнил воинственному принцепсу Шарак. — Они могут свернуть на запад и уйти на север, к сборочным цехам в Олимпийских бороздах. Или уйти на восток, к Мондус Оккулум. Мы не знаем, что у них на уме.
— Они горько пожалеют, если пересекут Линию Бури, — проворчал Ламн.
— Конечно пожалеют, — согласился Шарак. — Но пока они этого не сделали и находятся за пределами нашей территории, вы не должны открывать огонь. Если только они не начнут стрелять первыми. Я не желаю, чтобы Камул говорил, будто мы начали войну между машинами на Марсе из-за своеволия пилота Темпестус. Понятно?
Оба принцепса хмуро подтвердили приказ, и Шарак отключил линию связи, а «Гончие» быстро исчезли из виду за пеленой песка и пепла.
Далия, сопровождаемая воем тревожных сирен и ослепительным сиянием Астрономикона, выбежала с контрольного поста. Воздух взорвался визгливыми тирадами бинарного кода и потоками данных.
А в ее голове не утихал мучительный крик Ионы Мила, его звук пронзал череп и погружался в глубины психического сознания, а по щекам непрерывно текли слезы. Далия обещала себе, что все закончится благополучно, что ее изделие не допустит, чтобы эмпат погиб во имя научного прогресса.