Теперь введем в нашу процедуру обучения еще одну сенсорную модальность. Предположим, что каждый раз, показывая яблоко, мы позволяем ребенку потрогать его и ощутить его гладкую поверхность. Благодаря предшествовавшему обучению вид плода будет теперь активировать уже имеющийся зрительно-слуховой след, тем самым привлекая его нейронные элементы к участию в дальнейшем образовании связей. Таким образом, процессы автоматического соединения смогут начать построение моста между вновь формирующимся осязательным отображением яблока и уже сравнительно прочным зрительно-слуховым комплексом.
Подобным же образом мы можем добавить обонятельный, а затем и вкусовой след к растущему набору взаимосвязанных комплексов в системе памяти ребенка. Вместе с этим, вероятно, автоматически установится связь с другой частью мозга, в которой регистрируется след «удовольствия», и в результате этого может оказаться, что последующая активация всего комплекса следов, связанных с «яблоком», приобретет соответствующую эмоциональную окраску.
Мы можем также вводить в наш комплекс следов памяти двигательные программы. Ребенка можно научить произносить слово «яблоко», когда он видит, осязает или ест этот плод. Поскольку это уже не классическое, а оперантное обусловливание, здесь соответственно требуется подкрепление реакции — например, родительской похвалой или тем, что при произнесении правильных звуков ребенку дают еще ломтик яблока.
Таким путем у ребенка постепенно вырабатывается понятие «яблоко». По нашей теории понятие физически представлено группой следов памяти, находящихся в различных и, быть может, весьма удаленных друг от друга областях мозга,— по одному следу для каждой сенсорной модальности, которая многократно участвовала в восприятии во время обучения. Принцип автоматического соединения обеспечил образование связей между этими обособленными следами, так что при активации одного из них активируются и остальные. В результате у ребенка, постигшего всю премудрость распознавания яблок, может возникнуть «мысль» об этом плоде под влиянием одного лишь аромата, доносящегося из соседнего сада. В этом случае вся цепь нейронной активности «запускается» активацией обонятельного компонента данной группы следов памяти в результате близкого сходства воспринимаемого обонятельного раздражителя с соответствующим следом. С нашей точки зрения, возникшая «мысль» — это просто субъективно осознанный эффект, вызванный одновременной активацией всего комплекса следов памяти, образующего понятие «яблоко» у ребенка.
Выработка и использование сложных понятий, несомненно, составляют основу большей части умственной деятельности. В особенности это касается творческого мышления. В связи с этим особое значение могло бы иметь то свойство предполагаемого нами механизма памяти, благодаря которому активация одного следа понижает порог возбуждения других следов, содержащих сходные сенсорные элементы. Важной чертой творческого мышления является способность быстро и легко переходить от одного представления к другому, с ним связанному. Быть может, главное различие между людьми, обладающими и не обладающими творческим воображением, состоит просто в том, что у первых обратная связь или иной механизм этого снижения порога более эффективен, чем у вторых.
Легко также видеть, почему обладание речью дает человеку огромное преимущество перед другими животными. Слова, соединяясь условной связью с понятиями, становятся символами, которые, когда мы произносим их мысленно или вслух, могут пробуждать весь комплекс представлений о свойствах, объединяемых данным понятием. Число свойств, которые мы могли бы объединить в одном понятии, наверняка было бы очень ограниченным, если бы мы не обладали системой, с помощью которой написанный или произнесенный символ может автоматически подключать нужные сенсорные входы для добавления новой информации к надлежащему комплексу следов памяти.
Нечувствительность механизмов мышления к повреждению мозга
В предшествующих главах мы уже не раз сталкивались с фактами необычайно малой чувствительности человеческой памяти, да и вообще умственных способностей человека, к обширным повреждениям головного мозга. Мы с удовлетворением отмечаем, что выводы, к которым мы пришли при рассмотрении явлений памяти и обучения, не противоречат этим наблюдениям, говорящим о диффузной локализации высших мозговых функций. Мы пришли к предположению, что следы памяти, соответствующие некоторому понятию или событию, разбросаны по разным областям мозга: зрительная часть следового комплекса находится в одном месте, слуховая—в другом, и т. д. И связи между этими дополняющими друг друга следами различной сенсорной модальности, очевидно, должны быть множественными. Процесс автоматического соединения, устанавливающий связь между слуховым и зрительным отображениями яблока в памяти ребенка, должен также связать зрительный след с обонятельным, слуховой с вкусовым, вкусовой с обонятельным и т. д. Если бы один из этих соединительных путей оказался прерванным в результате травмы или при хирургическом вмешательстве, остались бы другие пути, которые могли бы проходить далеко от поврежденного участка — вследствие совершенно различной локализации связей между местами хранения следов для различных сенсорных модальностей.