Но эта зависимость взаимна. Задача, за которую взялся математик, — разработка количественных и точных моделей интеллектуальных процессов — слишком трудна для того, чтобы он мог выполнить ее без указаний со стороны биолога. Каждый намек на то, что «в природе это достигается таким-то образом», может в неоценимой степени помочь исследователю-теоретику выбрать перспективный путь среди множества тупиков, в которые могли бы завести его гипотетические построения.
К счастью, сотрудничество уже налажено и все возрастает. Вряд ли приходится сомневаться, что такие совместные усилия приведут в ближайшие годы к большому прогрессу в нашем понимании работы мозга. Гуманистическое значение их может стать огромным: речь идет об облегчении страданий, вызванных болезнями и травмами мозга, об изыскании более эффективных методов лечения душевнобольных и, быть может, даже о разработке электрических, химических и хирургических методов повышения наших умственных способностей.
Выиграют и вычислительные машины. Более глубокое понимание основ интеллектуальных процессов будет вести к постепенному, но неуклонному повышению «коэффициента умственных способностей» последовательных «поколений» вычислительных устройств. Применение знаний, почерпнутых из биологии, быть может, больше, чем что-либо иное, приблизит тот день, когда благодаря созданию «мыслящих» машин человечество сможет наконец по настоящему пользоваться плодами автоматизации, Таковы предвидимые практические последствия «перекрестного оплодотворения» науки о вычислительных машинах и науки о мозге.
В результате слияния новых направлений физики и биологии возникает ряд фундаментальных проблем. Попробуем рассуждать следующим образом. В настоящее время известно, что непереходимой границы между живой и неживой материей нет. Мы уже подошли или скоро подойдем (смотря по тому, где мы проводим границу в весьма неопределенной области, отделяющей живое от неживого) к синтезу живой материи в лаборатории из простых составных частей. Быстро продвигается также расшифровка генетического кода; мысль о том, что в один прекрасный день человек сможет синтезировать хромосомный материал и, создавая подходящие условия для роста, «строить» таким образом более или менее сложные живые организмы, уже не кажется чистой фантазией. Но если когда-нибудь нам удастся «построить» организм, сходный с высшим существом, созданным самой природой, то будет ли он обладать и сознанием? Вряд ли можно сомневаться в этом. А что, если бы существо, сходное с ним по поведению и интеллектуальным функциям, было создано из компонентов совершенно иного рода — имело бы, например, нервную систему и головной мозг, построенные из электронных элементов, а не из нейронов? Обладало бы оно при этом сознанием и связанными с ним субъективными ощущениями? Исходя из наших современных знаний, это. по-видимому, следует считать возможным. А как обстоит дело с существующими электронными цифровыми вычислительными машинами? Возможно ли, что где-то среди их проводов и транзисторов уже появляются смутные проблески тех субъективных переживаний, которые для человека стали его самым драгоценным достоянием? Фантастика? Может быть.
Такого рода умозрительные рассуждения теперь уже не беспредметны. Они ведут к признанию самого сознания естественным феноменом, при описании и исследовании которого применима система законов и методов естественных наук.
Для того чтобы можно было серьезно говорить о возможности изучения сознания методами точных наук, требуется одно — чтобы функционирование его было упорядоченным и закономерным и чтобы можно было представить себе методы определения взаимосвязей между его свойствами и теми физическими условиями, при которых оно проявляется. По-видимому, любая попытка сделать сознание «научно респектабельным» феноменом должна основываться на наблюдениях, касающихся главным образом изменений в субъективных ощущениях испытуемых, а не на объективных показаниях осциллоскопов и измерительных приборов. Это усложнит задачу, но отнюдь не сделает ее неразрешимой. Нам может остаться непонятным точный смысл утверждения, что некий уровень сознания вдвое выше другого уровня, но мы могли бы признать результат эксперимента вполне однозначным, если бы оказалось, что все испытуемые (по данным их словесного отчета) находятся в сознании или без сознания в зависимости от величины электрического потенциала в том или ином ядре мозгового ствола скажем, от того, будет ли он больше или меньше 0,025 вольт. Намек на подобную специфическую зависимость дают уже результаты некоторых экспериментов, в которых исследовалась связь между электрическим состоянием определенных структур мозга и такими субъективными состояниями, как страх или удовольствие. Конечно, эти наблюдения подчеркивают также то, что сознание не является простым свойством, а обладает рядом атрибутов, соответствующих различным ощущениям,— возможно, наподобие того, как в физике элементарная частица может обладать не только массой, но также зарядом и спином.