— Стойте! — кричала она на русском, пытаясь догнать уезжающий от нее грузовик. — Подождите!
Все солдаты, едущие в грузовике, заметили Лену, и только трое из них подвинулись ближе, чтобы рассмотреть девушку. Из-за шума дождя ее крики были почти не слышны им, но каждый пытался услышать, что же она кричала им.
— Что это она делает? — спросил один, выглядывая из-под навеса.
— Дурочка, — хмыкнул второй.
И только третий, самый молодой из них изо всех сил пытался расслышать ее слова.
— Стойте! — неожиданно вскрикнул он. — Наша! Русская!
— Останови грузовик! — крикнул первый. Машина сразу же затормозила.
Лена подбежала к остановившемуся грузовику и, пытаясь отдышаться, хотела кое-что спросить у солдат, но те перебили ее:
— Ты это откуда такая? — спросив, первый улыбнулся.
— Мишка, да погоди ты, — отмахнулся от него второй. — Руки давай.
Лена, сразу не сообразив, чего он хочет, глупо подняла руки вверх. Солдат, усмехнувшись, ловко схватив ее за руки, поднял в кузов и усадил рядом с тем самым Мишкой. Спустя пару секунд грузовик продолжил ехать.
Как только Лена оказалась в кузове, на нее сразу же все обратили внимание. Каждый подвинулся ближе к ней, отчего девушке стало немного не по себе.
— Не боись, — произнес ее спаситель, усаживаясь рядом, — мы не тронем.
— Ты где форму-то взяла? — не унимался Мишка. — Эсэсовская… Ишь!
— Одолжила, — призналась она.
— Неужто шпионка наша? — присвистнул Мишка. — Во дает, а! Небось убила этого своего… ну-ка, дай на погонах рассмотрю…
— Никого я не убивала, — пробурчала Лена.
— Сказано же тебе, — вздохнул тот второй, что втянул ее в грузовик, — одолжила.
— Откуда ты? — быстро спросил тот самый, третий, что расслышал ее речь. Он не договорил своего вопроса, но Лена и так поняла его.
— Из Берна.
— А взяли где? Там же?
— В Берлине.
— Не уж-то в самом Берлине? — не поверил Мишка.
— В нем, — еле заметно улыбнулась Лена.
— Н-да, — протянул Мишка, — не завидую я тому штандартенфюреру… С такой-то шпионкой я бы и сам… Э-эх!..
Все замолчали на пару минут, обдумывая услышанное. Кто-то вернулся на свое место, кто-то закурил. Большая часть сидящих в кузове вернулась к своим разговорам, и лишь те трое остались сидеть рядом с Леной.
Теперь настало время Лене задавать вопросы:
— Вы куда едете?
— До Минска. А что?
— Мне в Москву надо.
— В Москву всем надо…
Больше Лена ничего не спрашивала. Да и солдатам надоело задавать ей вопросы. Поэтому прислонившись плечом к тенту, она стала смотреть на дорогу. Она пыталась не думать о том, что произошло с ней за последние несколько дней, и что ей предстоит сказать полковнику — Павлову Владимиру Сергеевичу — в Центре. И только сейчас Лена вспомнила о штандартенфюрере Томасе Шнайдере. Как же она начала корить себя за то, что вообще вспомнила о нем. Она пыталась заставить себя забыть о нем. Будто и не было его вовсе. Эрдман был, допросы были, слежка была, а Шнайдера не было. «Но шинель-то ты оставила», — усмехнулась про себя она. Шинель эта, как решила для себя девушка, это был маленький подарок, оставшийся у нее от Шнайдера. Чтобы она не смогла полностью забыть его. Эдакая маленькая заметка только для нее. Есть шинель, значит, были и допросы, и зима в горной Швейцарии, и сам Шнайдер. Нет шинели, значит, ничего и не было.
Лена уже давно призналась себе, что была по уши влюблена в Шнайдера. «Как бы ты не отнекивалась, — говорила она себе, — но если бы он решил расстрелять весь мир, то ты бы стояла рядом и подавала ему патроны».
Сейчас Лене больше всего на свете хотелось попросить остановить грузовик, спрыгнуть на землю и побежать назад, в горы к Томасу. Бросить к черту все, забыть обо всех и вся, и просто жить. Но в мыслях сразу же всплывал образ бабушки, которая так и ждет ее в Ростове, поэтому Лена старалась запихнуть свои желания куда поглубже или же вовсе выкинуть их из головы.
Иногда до Лены долетали мелкие капли дождя. Они напоминали ей о той последней встрече с Томасом в Берлине, когда они прятались под небольшим навесом от весеннего теплого дождя. От этого ей хотелось зарыдать и выцарапать себе глаза. Или застрелиться, чтоб больше не вспоминать о штандартенфюрере.