По телу алжирца разлилось приятное возбуждение. Смутившись, он покраснел, наспех кивнул и поспешил вернуться к отбойному молотку.
Балар довольно часто сталкивался с этой дамой. У входа в дом или во внутреннем дворике, где снимал квартиру; иногда замечал её проходящей мимо, - в кафе она никогда не заходила.
Нельзя сказать, что он особо обращал на неё внимание, просто констатировал силуэт и формы без каких-либо двусмысленностей. Ему нравились девушки помоложе, хотя, если разобраться, он уже и сам толком не знал, какие ему нравились.
Балар разговорился с соседкой только раз. Почти неделю назад, когда сгорело кафе. Он стоял тогда перед обугленным навесом и закопчёнными стёклами фасадных дверей, еле сдерживаясь от гнева, подсчитывая убытки и пытаясь найти быстрый действенный выход из ситуации. Она подошла. Произнесла что-то сочувствующее. Участливо улыбнулась, даже тронула за плечо.
Балар почти не слушал её, размышляя, куда девать внезапно освободившийся воскресенье, как сбросить напряжение, успокоиться и дожить до завтра. Развлекаться он не умел, пил и ел мало, курить канабис не любил.
Соседка же дружелюбно улыбалась, лепетала о каких-то снимках на телефоне и сокрушённо качала головой.
От неё исходил тонкий, еле уловимый запах, похожий на душистый аромат лета в его родной алжирской деревне: сладко-терпкий аромат детства.
Балар, наконец, посмотрел на неё. Обжёгся об зелёный искрящийся взгляд и в одно мгновенье понял, что безумно хочет эту женщину. Прямо сейчас.
В обычные дни, Аделаида не стала бы любоваться мужчиной североафриканских кровей: она не особо жаловала арабов, лишь толерантно оставляя за ними право на существование. Но в последнее время, с удивлением для себя, проходя мимо кафе, стала достаточно часто цепляться взглядом за тонкий, почти мальчишеский стан хозяина.
Она искренне сочувствовала погорельцу, зная, как тяжелому ему приходится трудиться. Кафе никогда не пустовало, резонируя оживлённым гулом у неё в квартире, и каждый раз, когда Аделаида задёргивала вечером шторы, она застывала у окна, сообразно какому-то неосознанному ритуалу, наблюдая за бесконечными броуновскими траекториями официантов между столиками уличной террасы. Другим соседям не нравилось, что кафе незаконно подъедает тротуар и они регулярно вызывали полицию. Правда, без особого успеха: терраса неуклонно продолжало экспансию, обеспечивая тем самым стабильный прирост посетителей. Правда, Аделаида так никогда и не воспользовалась демократичными ценами кафе.
Квартал пестрел разнообразием, вокруг кишело более привлекательными для Аделаиды заведениями, с левобуржуазной публикой, изысканной кухней и богемной тусовкой, которым бистро Балара проигрывало простотой обыденности.
Пожар застал Аделаиду врасплох, когда уже не совсем ранним утром она готовила кофе и, повернув голову к окну, увидела в нём пожарника, заливающего пеной стекло. Зрелище напоминало кадры из немого кино и Аделаида чуть не ущипнула себя, чтобы убедиться в реальности происходящего. Подойдя к окну, она увидела обугленный навес и слаженную пожарную команду, тянущую шланг из натёртого до блеска алого грузовика. На карнизе, в полуметре от неё валялась зажигалка. Аделаида тут же сделала несколько фото на телефон. Ей было искренне жаль хозяина, и она не преминула выразить своё сострадание, когда наткнулась на него после обеда, стоящим в прострации перед своим сгоревшим детищем. Между прочим, Аделаида сказала, что у неё есть несколько фотографий, подтверждающих возможность умышленного поджога, но молодой человек, казалось, не слушал. Он только рассеяно заглянул ей в глаза и неожиданно предложил сходить куда-нибудь выпить. Аделаида пожала плечами, но не отказалась. Почему нет? Они стали теперь в какой-то степени друзьями по несчастью. Договорились, что Балар зайдёт за ней вечером, но он так и не появился.
По правде говоря, Аделаиде не очень-то и хотелось проводить с ним вечер, и она скорее с облегчением, чем негодованием, восприняла это несостоявшееся рандеву.
Теперь, почти неделю спустя, дробящий тротуар Балар напомнил ей плакатные образы далёкого советского детства. Правда, герои труда на них представали лоснящимися, мускулистыми самцами, с закинутыми на затылок непослушными русыми прядями - ничего общего с черноволосым, коротко остриженным, худощавым соседом. Но не столь часто в своей праздной жизни ей приходилось сталкиваться с людьми, столь усердно орудующими отбойным молотком.