Они молчали и слушали. Их рты отвисали и целые косячки рыбешек устраивались в дебрях кораллов вставных челюстей. Они были профанами, жалкими любителями, которые плещутся у берега и боятся акул. Они видят камни и думают, что весь океан - это только свет, купающийся в воде. Нужно рассказать, где искать подлинный свет... Запястья распухли, размокли, наплыли багровыми складками на проклятый металл, как будто пытаясь его поглотить, растворить, взметнуться к свободе, которой нет.
- В начале вы чувствуете жуткое изменение, произошедшее с миром. Что-то случилось. Сдвинулось. Исчезло. Крохотная, но такая важная деталь, дарующая вам безопасность. Вы сами с собой, ничто не сдерживает взрыва, лишь проклятый адреналин впрыскивается тупым телом в превращенную кровь. Страх - только мнение. В нем нет ни грана переживания, ни грана подлинности, только наведенная тоска приклеенной маски, которая не хочет отдираться от лица... Маска. Их много. Нас обвиняют в расщеплении, но еще большей расщепленностью обладаете вы. Вы как опилки разлетаетесь в стороны под визг безжалостной пилы правил и необходимости, добропорядочности и моральности, ума и страха. Бесформенные, мягкие, одинаковые опилки, которые уже ни за что не поджечь подлинной страсти жизни. Вы думали, что все безнаказано? Что даже болезнь неразборчива в средствах?
Голос гремит и бурлит, разгоняет волны, освобождая мокрое дно шагающим колоннам. Они двигаются ко мне, мое спасение, но я могу не успеть. Я хочу успеть. Сказать, влить в уши настоящих безумцев всю философию и всю мистику Spaltung. Сладкое чувство мщения. Слабость. Легкая слабость перед наплывом силы.
- Для нас все там ново. Там нет привычных людей и связей, там нет работы и нет развлечений. Там только безвоздушное пространство ледяной пустыни обратной стороны луны. Там нужен характер и стойкость, потому что они и определяют, что сделает из вас болезнь! Раздавит, расплющит по полу психбольницы во тьме беспробудного сна, или позволит осознать нечто, осознать и постичь болезнь... Я постиг болезнь. Вы думаете, что самое трудное догадаться, что ты болен? Что в тебе произошло такое превращение, волей которых ты уже не добропорядочный член общества? Глупцы! Напыщенные глупцы! Вы говорите в своей слепоте, что слон - это веревка, вы верите, что познание боли находится в ваших руках, и что вы единственные проводники в паноптикуме видений! Вот ты, именно ты, что скажешь Высокому ареопагу? Выходи смелей, раз они требуют суда!
Шевелится блестящая чешуя лат и благородный Жерар де Нерваль выступает вперед, держась руками за эфесы своих мечей:
- Я хочу попытаться донести до вас, благородные судьи, мои впечатления от длительной болезни, протекавшей в таинственных глубинах моего духа. Я не знаю, почему я использую выражение "болезнь", ведь я никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Иногда мне казалось, что мои силы и способности удвоились. Я ощущал, что знаю и понимаю все на свете, и бесконечно наслаждался собственным воображением. Нужно ли сожалеть об утрате всего этого, когда заново обретаешь свой так называемый разум?
Но, может быть, благородство и запутанность стиля не в чести у Высокого ареопага? Они подозрительно скосили глаза, их распухшие тела шевелятся в причудливом узоре морских течений, они желают истин из глубин жизни. Что ж, тогда твоя очередь, человек, скажи: болен ли ты?
- Мне нечего об этом сказать, - трет ладонями поросшие металлической стружкой щеки простая личность (хотя в личности ли тут дело!). - Я натыкаюсь на железный занавес - неверие. С точки зрения мира это бред. Мир хочет реальности. Я ничего не могу доказать. Я держу это в себе - иначе меня сгноили бы в больнице.
- Я имею на это право! - не выдерживает кто-то в толпе. - Ведь я безумен!
Его толкают локтями и зажимают рот. Выскочка. Здесь все безумны, потому что все нормальны.
Председательствующий колотит молотком по камбале и брызги чернил разлетаются из корчащейся рыбьей тушки: