- Придется запереться здесь, - говорит старик.
Паршивец обходит труп и выглядывает в окно. Черное на черном. У цвета ночи слишком много оттенков, которых хватает не только на тишину и пустоту, меланхолию и одиночество, страх и похоть, но и на таких чудовищ, чьи тела запруживают улицу, растекаются грязной трясиной, немедленно порождающей тлен болотных огней, и в бледной синеве с трудом можно признать свечение полуслепых глаз.
- Скажи слово и тут же будет оно, - прошептал старик. - Отвратительные гады...
- Нам не помогут, - говорит паршивец спокойно. - Нам теперь никто не поможет. Не в лучшем из миров мы оказались.
- Ты думаешь? - старик перестает мять сигарету и бросает ее в окно. Острое жало незамеченного осколка пропарывает кожу. - А, дьявол...
- Помочь?
Старик не успевает ответить - снаружи на окно падает плотная тень, закрывая тошнотворное шевеление псов - аспидных личинок на куске сгнившего мяса, стальное жало втискивается внутрь, упираясь в равнодушное лицо, как будто старый коневод что-то вроде этого ожидал, и когда это самое сбылось, прервало изнуряющую цепь странных и пугающих знамений, он лишь холодно усмехается и неуловимым движением втыкает сигарету куда-то в неразличимую тьму. Воздух вокруг старика вспыхивает и отбрасывает изломанное тело в стену. Тень просачивается в комнату, окутывает взвизгнувшего паршивца, распухает грозовой тучей, в которой с воем ворочаются еще нерожденные молнии грядущей непогоды, а потом начинает лить ледяной дождь...
...остается только тупо смотреть на окровавленные руки, на окровавленную простынь, на окровавленную комнату. Разве кровь не горячая? Разве ее так много, что хватает на целый ливень? Рука сжимается и чувствует мертвенную липкость. Нежить. Пальцы тянутся к волосам и натыкаются на неопрятные космы, пропитанные... гадостью. Что угодно, но только не кровь, не свинцовый запах растерзанной жизни...
- Я не стал бы так переживать, - замечает черный человек, присевший на краю кровати. - Потом они снова несутся по полям, перепрыгивая на окровавленных лапах через канавы, тропинки, через пашню, кучи травы и торчащие булыжники. Создается впечатление, что они впали в бешенство и ищут гигантский водоем, чтобы утолить свою жажду. Несчастный запоздалый путник! Друзья кладбищ набрасываются на него, раздирают на куски и тут же пожирают, брызгая кровавой слюной...
Черный человек трет подбородок и смотрит вопросительно.
- Неплохо, - соглашаюсь я.
- Безумно, безумно... Зовите меня Исмаил. Исмаил - повелитель псов.
Он наклоняется, шарит у себя под ногами и вытаскивает за шкирку маленького паршивца. Выглядит тот неважно - мешочек с ручками и ножками, дрыгается и смотрит белыми глазами.
- Ты кто? - спрашивает Исмаил.
Паршивец хрипит нечто, но черный человек кажется разбирает невнятицу:
- Оператор? Коневод? Специалист по скоблению решеток? - последнее его особенно позабавило. - И как же ты их скоблишь?
- Отпустите... я покажу...
- Но без фокусов, - предупреждает Исмаил и ставит паршивца перед собой. - Никогда не встречал таких демонов.
Паршивец вытаскивает из кармана мятый листок бумаги и карандаш, ловко рисует голову и внутри кружок:
- Вот это и есть решетка. Иногда она бывает и пошире, если... э-э-э... вещь сложная попадается. Она много умеет и решетка становится большой. Если есть решетка, то вещь справляется с делами и нам не нужно ее постоянно контролировать... Больше свободы, меньше забот, - паршивец с опаской смотрит на Исмаила и продолжает. - Вещи мало думают, они только создают видимость, а подчиняются нам... операторам, я говорю. Если решетку выскоблить, то вещи кажется - думать стало труднее, а на самом деле программы перестали работать. Вещи больше верят программам, чем самим себе. Поэтому тогда ими легче управлять...
Исмаил мрачнеет, наливается темнотой:
- Теперь так это называется... Жалкие демоны седлают големов и никто ничего не замечает. Гайбат-уль кабир... Может быть я пришел вовремя. Вещь... надо же, - черный человек качает головой.