Веселые жители прибрежных морей никогда не откроют самой главной тайны. Они обуреваемы лишь примитивными страстями и мнят себя больными, потому что подозревают, что весь мир - это боль и ничего, кроме боли. Опасная, звериная тяга приобщиться к избранным, которые на свой страх и риск взялись за поиск грааля боли. И что сказать в ответ попавшим в случайную ловушку? Что солгать акванавтам муки дергающемуся стаду дурно пахнущих макак?
- Мне кажется, - продолжил профессор Эй, дождавшись пока оппоненты усядутся на свои места, - мне кажется, что я могу предложить в некоторой степени... э-э-э... компромиссный вариант разрешения имеющего место спора.
- А надо ли это? - зевнул Кювье. - Со спорами как-то интереснее жить. Что есть наука? Нескончаемый спор и мордобитие оппонентов, прошу прощения за моветон.
- Я сам помню, как здорово дрался со своим оппонентом, - мечтательно сказал Геккель. - Мне чуть не закатили "черные шары" на защите из-за этого осла... Пришлось проучить его.
- И каким же образом? - спросил Вернике.
- Материалистическим, коллега, материалистическим!
- Кулаками? - уточнил внезапно заинтересовавшийся травести.
- Именно! И, как оказалось, стал основателем очень полезной в нашем университете традиции - каждый спорный, ложный или придуманный аргумент у нас вознаграждался хорошей взбучкой! Поверьте, ничто так не способствует отысканию научной истины, как хороший удар в глаз!
- Хм, любопытно, любопытно, - сказал Кречмер и покосился на профессора Эя.
- И вы знаете, коллега, - успокаивающе сказал Геккель, - дело даже не в том, сумеете ли вы, как выражаются мои студенты, "настучать по репе" оппоненту. Не вы, так кто-нибудь другой сделает это. Дело в принципе, в самой необходимости отвечать за свои слова - напечатанные или сказанные. Людям вообще стало безразлично, что говорить и что слышать...
- Я могу продолжать? - вопросил профессор Эй.
Председательствующий призвал всех к вниманию стуком молоточка:
- Коллега, коллеги, прошу высказываться по существу дела!
Лафотер поднял молоток:
- У меня есть вопрос к уважаемому профессору Эю.
- Да, коллега, я слушаю.
- Все, что вы сказали о, если можно так выразиться, бредовой составляющей личности пациента, конечно, очень интересно, хотя я, именно я, может быть другие коллеги будут иного мнения, не услышал пока ничего нового, выходящего за рамки банальной клинической картины. Еще раз прошу прощения, если я чего-то недопонял или недослышал, так как дискуссии на местах звучали подчас более живо и интереснее... Да, так вот, я предлагаю, прежде всего, внести ясность. Опыт деперсонализации исключительно интересен и нетривиален сам по себе, но здесь порой совершают очень серьезную ошибку, когда относят его именно к патологии шизофренической личности. Причем эта ошибка настолько распространена, что я бы осмелился попозже, в наше следующее собрание, сделать особый доклад, если не будет возражений со стороны уважаемых коллег, именно о печальных практических последствиях отнесения бредовых переживаний к интересующему нас нозологическому комплексу.
Председательствующий посмотрел на профессора Эя и тот кивнул:
- Я думаю, что это будет полезно, хотя пока не понимаю...
- Я сформулирую это жестче, - успокоил Лафотер. - Деперсонализация не образует особого симптома demencia praecox, так как встречается еще гораздо чаще при острых бредовых психозах. Уверен, что для уважаемых коллег это общеизвестная и тривиальная истина. Если же мы утверждаем и настаиваем на нашем диагнозе, то вернее и точнее вести речь о дезорганизации психического существа, о Блелеровском Spaltung, если позволите. Поэтому мой вопрос направлен, так сказать, в корень интересующего нас случая, а именно - остался ли испытуемый самим собой?
- Остался ли испытуемый самим собой? - переспросил профессор Эй, забыв отогнать особо любопытную рыбку и она незаметно проскользнула ему в рот.
- Ну конечно, - усмехнулся Лафотер. - Быть действительно собой как раз и означает уже не быть больным, страдающим шизофренией. Ведь в противном случае существование человека уже не является существованием личности. Я опять же сползаю в область тривиальности, но не вредно и напомнить, что при этом больной располагает собой лишь в отдельных гранях и каждая из них соответствует образу, "маске", некоторой части личности. То он чувствует, живет и разговаривает, будто ребенок; то ведет себя как узник или старик; пишет как математик; одевается как... ну, я не знаю, как индус, например. Последовательно и одновременно бродяга и вельможа, употребляющий без разбора личные местоимения - "мы" вместо "я", "он" вместо "я", "ты" вместо "я"... Что еще? Наверное, еще удивление от того, что у него есть имя, ведь его идентичность растворяется в разнообразии не связанных между собой образов, воспоминаний, мыслей, фантазий, чувств. Для него любая книга, любой образ лишь повод к проекции интрапсихического разрыва на концепцию мира, на отношения между людьми, на себя самого.