Вздохнув, он садится на диван рядом с ребенком. Берет пульт. Наконец, у него появился шанс посмотреть «Ice Road Truckers».
***
Он смотрит телевизор уже пару часов. Малышка было заскучала, но Микки вытаскивает из пульта батарейки и дает ей понажимать кнопки. Как ни странно, это простое занятие занимает ее гораздо дольше, чем можно ожидать. Каждые несколько секунд он отрывает взгляд от экрана и проверяет ребенка, как чертов параноик: вдруг с ней что-то случится, пока он на нее не смотрит. Тогда ему придется оказывать ей неотложную помощь или делать еще что-нибудь в этом роде.
Однако дитя не издает ни звука до начала 3-го эпизода. Этот момент она выбирает, чтобы выплюнуть соску и заплакать.
«Черт!» – он слегка подпрыгивает, убавляет громкость телевизора и смотрит, что с ней не так. Пытается засунуть соску обратно, чтобы она успокоилась, но ребенок не позволяет ему это сделать, отчаянно сопротивляясь. Ее личико сморщилось и покраснело, и она издает тонкий писклявый рев, от которого к его беспокойству добавляется раздражение.
Впервые за вечер ему приходит в голову идея заглянуть в пакет, оставленный Тони, и поискать там подсказку, что делать с плачущим ребенком.
Микки, разумеется, не считает Тони идеальным отцом, но тот, у кого уже шесть месяцев есть ребенок, должен хоть что-нибудь знать о детях. В пакете оказывается несколько памперсов, бутылочка и мятый контейнер с детским питанием, похожим на протеиновые коктейли, которые пил Ник, когда какое-то время был одержим бодибилдингом.
Менять памперс не хочется, поэтому он решает, что ребенок голоден, и вытаскивает бутылочку и смесь из пакета.
Тут же он понимает, что не может пойти на кухню и оставить ее одну, плачущую, на диване. Чертыхаясь себе под нос, он берет ее на руки и встает. Все еще плача, она утыкается ему в шею и цепляется своими маленькими ручками за его плечи.
Он пытается не думать, что это мило. Обычно он чувствует себя охуенно некомфортно, когда люди касаются его, пытаясь выразить чувства, но, блин, это же ребенок! Ребенку можно.
Он приносит ее и смесь в их убогую кухню рядом с гостиной. Готовить детскую еду на том же столе, где на прошлой неделе Игги фасовал метадон, – не самая лучшая идея. Думая так, Микки каким-то невообразимым способом, одной рукой, очищает стол и застилает полотенцем замызганную поверхность. В конце концов, если малышка выдержала шесть месяцев Тониного отцовства, то должна быть очень живучей.
Готовить детскую смесь – то еще чертово удовольствие. Ребенок не хочет сидеть на руках спокойно, пинает его своими маленькими ножками прямо в живот, стискивает в кулачках рубашку и волосы, продолжая при этом противно подвывать, прямо в ухо, пока он кипятит воду и пытается сообразить, как смешивать этот хренов порошок. Слава Богу, на коробке есть инструкция, ебанически длинная и сложная, и он благополучно пропускает половину шагов, считая, что чем быстрее приготовит эту поебень, тем скорее девчонка поест. Инструкция также не помогает ему чудом не обвариться кипятком, когда он берется за чайник, а ребенок выбирает этот момент, чтобы дернуть его за волосы.
Несколько минут спустя они двое все еще живы, малышка устраивается у него на руках, счастливо присосавшись к бутылочке и больше не плача, а Микки чувствует себя так, будто выиграл войну.
Он запускает «Ice Road Truckers» и старательно не думает о том, как это приятно, когда другое человеческое существо свернулось у тебя на руках.
***
В семь часов у нее начинают слипаться глазки. Весь вечер она не переставала вертеться как сумасшедшая, неудивительно, что наконец-то утомилась. Снова лежа на диване, неустанно суча ножками, она сделала попытку выплюнуть пустышку, но Микки сумел всунуть ее обратно, а ее глазки тем временем открывались все медленнее и медленнее после каждого моргания, и стало очевидно, что она засыпает.
Микки и до сих пор было непросто, но это событие обещало добавить ему новые проблемы.Она, конечно, вполне счастлива на диване, но Микки не может позволить ей спать тут. Если – и когда – он уснет, она легко может свалиться и повредить себе что-нибудь, и он даже не будет знать об этом. По-видимому, она еще не умеет ползать, но даже если не ушибется, свалившись на пол, то легко достанет кучу небезопасных предметов, которые раскиданы по ковру в доме Милковичей. Но и сидеть с ней на диване всю ночь он тоже совсем не хочет. Телевизор надоел еще несколько часов назад, а чем еще заняться с маленьким ребенком на руках, он не смог придумать.
Поэтому Микки делает то, что у него получается лучше всего – импровизирует. Подхватив девочку, он приносит ее в спальню, вытаскивает средний ящик комода, вытряхивает оттуда оружие и прочую дрянь и ставит на пол. Кладет ребенка на свою кровать, хватает запасное одеяло и аккуратно раскладывает в ящике. Одеяло достаточно мягкое, чтобы она не ушиблась о край, если перевернется. Не особо похоже на колыбельку, но это лучшее, что она может получить здесь.
Когда он оборачивается к кровати, ребенок спит. Микки теребит губу, чувствуя себя чертовски неуклюжим и опасаясь разбудить девочку. Ее черные ресницы слегка трепещут, маленькие ручки лежат под головой. Она выглядит чертовски мило; и Микки задумывается – был ли он когда-то таким же невинным младенцем, или всегда балансировал на грани, полный адреналина, готовый драться с момента своего рождения.
Задержав дыхание, он поднимает ее – осторожно и медленно, как только может, – и помещает в самодельную люльку. Она не просыпается.
После этого Микки пересекает комнату и открывает окно. Сидя на подоконнике, наполовину высунувшись из окна, выкуривает три сигареты подряд. Он старательно выдыхает дым на улицу, подальше от младенца. Почти смеясь над собой из-за этого – зная вкусы Тони, вполне возможно, что мамаша девочки всю беременность сидела на метадоне, а он беспокоится из-за чертова сигаретного дыма. Если она Милкович, значит, ей не нужна дополнительная помощь, чтобы все проебать.
Снова посмотрев на нее, Микки думает: как это несправедливо, что такое прекрасное существо появилось на свет в их долбанутой семейке. Жизнь не дала ей ни одного шанса.
========== Часть 2 ==========
Просыпается он от заунывного воя, который с каждой секундой становится все громче и громче.Не сразу сообразив, что происходит, Микки инстинктивно тянется к оружию под подушкой. Только выскочив из кровати, готовый отразить нападение, он вспоминает то, что вчера случилось. Смотрит вниз: девчонка все еще на полу, в ящике, который Микки приспособил для нее, и она и есть источник разбудившего его шума, а не вымышленный грабитель с писклявым раздражающим плачем. Похоже, она пережила эту ночь. Это победа.
Едва придя в себя после этого происшествия, которое чуть не довело его до сердечного приступа, Микки замечает, что у него сами собой закрываются глаза, и ни капли света не проникает в комнату через сломанные жалюзи.
Машинально потирая лицо, он кидает оружие на кровать, хватает чертов будильник и пялится на него.
Гребаный час ночи.
Он стонет, но ребенок орет громче, и ему необходимо что-то сделать, чтобы заткнуть ее. Микки включает лампу возле кровати и наклоняется, чтобы взять малышку на руки. Интересно, почему она плачет? Еще более интересно, с какого хрена он должен знать причину. Он ни хрена не разбирается в гребаных младенцах.
Не считая того, что они охуительно маленькие – это наводит Микки на мысль, что есть им надо много и часто, и малышка, должно быть, хочет еще смеси. Уже в дверях спальни, бездумно покачивая девочку на руках в тщетной попытке успокоить, он чует вонь от ее задницы и понимает, что нужно поменять хренов памперс.
Микки не раз приходилось иметь дело с кровью и оружием. Его подстрелили дважды, и сам он не раз стрелял в других. Он избивал людей бейсбольной битой и смотрел, как они истекают кровью. Он способен справиться с болью – быть подстреленным дважды подразумевает это, – кроме того, какое-то время его регулярно и довольно грубо трахали в зад. Микки не имеет ничего против боли, это часть жизни. Он даже думает, что она делает его круче.