С наступлением декабря визиты Итани прекратились. Возможно, она почувствовала что-то неладное. В таком случае задача Тэйноскэ облегчалась. Он позвонил Итани по телефону и, предупредив, что хотел бы поговорить с нею с глазу на глаз, попросил позволения посетить её дома.
Вечером, задержавшись на службе позже обычного, Тэйноскэ в условленное время направился прямо в Окамото.
В комнате, куда его провели, горела только настольная лампа с низким зелёным абажуром, и фигура сидящей в кресле Итани тонула в полумраке.
Тэйноскэ был рад, что не видит ясно её лица, — этот пожилой коммерсант был застенчив, точно какой-нибудь начинающий литератор…
— Поверьте, мне было не просто решиться на этот разговор, — начал Тэйноскэ. — Дело в том, что мы получили недостающие сведения о семье господина Сэгоси. Всё было бы хорошо, если бы не болезнь его матушки…
— Что такое? — вскинула голову Итани.
— До сих пор мы считали, что госпожа Сэгоси разбита параличом, но наш посланец выяснил, что у неё душевный недуг.
— Вот оно что? — Голос Итани внезапно сбился на хрипотцу. — Вот оно что… — снова и снова повторяла она, покачивая головой.
Тэйноскэ старался понять, знала ли Итани об этом с самого начала. Странная спешка со сватовством и теперь это её замешательство заставили его предположить, что знала.
— Мне хочется, чтобы вы правильно меня поняли, — продолжал Тэйноскэ. — Я сказал вам всё это отнюдь не из желания в чем-либо вас упрекнуть. Возможно, с моей стороны было бы благоразумнее найти для отказа какой-нибудь безобидный предлог. Но поверьте, я слишком признателен вам за всё, что вы для нас сделали, чтобы считать себя вправе утаить от вас правду…
— Да, да, конечно. Я вас понимаю и ничуть не сержусь. Напротив, это мне полагается принести вам извинения в том, что я поступила безответственно, не выяснив всего как следует.
— Не нужно так говорить. Мы очень огорчены, что дело приняло такой оборот. Ведь всё вокруг считают, что Макиока из пустой амбиции отвергают самые заманчивые предложения. Мне хочется, чтобы по крайней мере вы знали, что это не так, что на сей раз у нас причина действительно серьёзная. Я надеюсь, вы не станете держать на нас зла и не откажете нам впредь в своей помощи. Могу ли я просить вас сообщить господину Сэгоси об отказе? Я уверен, вы сумеете сделать это с присущим вам тактом.
— Вы очень любезны. Не знаю, поверите вы мне или пот, но я в самом деле ничего не знала о болезни госпожи Сэгоси. Во всяком случае, хорошо, что вы это выяснили. Да, у вас есть всё основания для отказа. Господина Сэгоси, конечно, очень жаль, но я постараюсь, насколько возможно, смягчить удар. В этом вы можете на меня положиться…
Проявленное Итани понимание успокоило Тэйноскэ. Разговор был, по существу, закончен, и он стал прощаться. Итани вышла проводить его в прихожую и снова повторила, что не только не чувствует себя обиженной, но искренне сожалеет о своей оплошности. Она непременно загладит свою вину и в ближайшее время подыщет для Юкико по-настоящему хорошую партию. Тэйноскэ может быть спокоен — она не оставит милую барышню своими заботами. «И супруге своей это передайте, пожалуйста», — твёрдо заявила она напоследок.
Зная, что Итани не из тех, кто сыплет пустыми обещаниями, Тэйноскэ заключил, что этот разговор задел её куда меньше, чем он опасался.
Спустя несколько дней Сатико купила для Итани в осакском универмаге отрез дорогого шёлка на кимоно и отправилась в Окамото.
Не застав Итани дома, она оставила для неё подарок и записку. На следующий день от Итани пришло любезное письмо. Ей очень неловко, писала Итани, принимать столь щедрый дар после того, как она не только не смогла быть им полезной, но своей нерадивостью причинила ненужное беспокойство. Далее следовало заверение в том, что она во что бы то ни стало постарается исправить свою оплошность.
Вскоре после этого, в один из вечеров последней предновогодней недели, у дома в Асии остановилось такси, из которого, как всегда проворно, выскочила Итани. Нет, нет, она не будет раздеваться, она заехала всего лишь на минутку, сказала Итани, впорхнув в прихожую. Сатико лежала в постели с простудой, и встретить гостью вышел уже вернувшийся со службы Тэйноскэ. Он настоял, чтобы Итани вошла в дом.
После обычной в таких случаях беседы о том о сём Тэйноскэ заговорил о Сэгоси:
— Право же, как всё нелепо получилось, такой милый человек, и вот…
— Да, его в самом деле очень жаль…
— Скорее всего, он полагал, что мы с самого начала знали о болезни его матушки, — продолжал Тэйноскэ после паузы.
— По-видимому, да, — согласилась Итани. — Когда я впервые заговорила с ним о госпоже Юкико, он, как ни странно, не выказал особого интереса и позвонил мне лишь месяц спустя. Наверное, именно это заставило его на первых порах проявлять сдержанность.