– Эмили и меня убедила, тетя Марджори. Она хочет провести пару недель со мной и детьми. Мы скучаем друг без друга. Но она вернется в Лондон и проведет здесь конец сезона. Трудно поверить, как сильно она изменилась. – Анна посмотрела в другой конец бального зала.
Эмили сидела в низком кресле возле двери, выходящей в сад. Она была, как всегда, элегантна и красива, однако раскраснелась и выглядела слегка встрепанной в окружении детей, требовавших ее внимания.
– Не понимаю, Анна, – сказала Шарлотта, – почему ты разрешаешь Эмили ехать с тобой в Пенсхерст. Это неприлично. Джеримайя считает даже, что это скандально.
Она может поехать туда только в качестве невесты лорда Эшли Кендрика. Но при сложившихся обстоятельствах ей лучше было бы пожить, пока отсутствует леди Куинн, с Виктором или со мной.
– Мы с Виктором были бы счастливы принять ее, Анна, – добавила Констанс.
– Эмили совершеннолетняя, – решительно возразила Анна. – Ей хочется погостить в Пенсхерсте. Ничего неприличного в этом нет, потому что мы с Люком будем рядом с ней.
Леди Куинн отвела взгляд от Эмили и с удовлетворением заметила, что лорд Эшли – для нее теперь просто Эшли – стоит, опершись на каминную полку, в полном одиночестве, не участвуя в разговоре. С задумчивым видом он наблюдал за Эмили. Не напрягая воображения, можно было предположить, что он страдает от неразделенной любви.
Похоже, что все может сложиться очень удачно, решила леди Куинн. И жертвы, на которые пошли она и Тео, организовав собственную свадьбу, а потом и свадебное путешествие в самый разгар сезона, будут не напрасны.
Жертвы? Разве это жертвы? Леди Куинн взглянула на своего супруга. Он встретился с ней глазами, и они улыбнулись друг другу.
День был сонным, солнечным.. Внутри экипажа было тепло. Анна, укрывшись шалью, укачивала сына. Эмили, заметив, как двигаются ее губы и какое мечтательное выражение появилось у нее на лице, подумала, что она, должно быть, поет колыбельную. Наверное, и ей мать пела колыбельные песни до того как она потеряла слух, подумала Эмили. Она почти помнила их – почти, но не совсем.
Откинув голову на спинку сиденья удобного экипажа, Эмили с интересом смотрела в окошко. Хорошо было бы, если бы тетя Марджори и лорд Куинн не решили отправиться в свадебное путешествие. Хорошо было бы, если бы Эшли не приезжал в Лондон. Ей хотелось, чтобы ее жизнь шла без изменений до конца сезона. Она была счастлива – по крайней мере ей удалось убедить себя в этом. Если бы все продолжалось без изменений и дальше, то, возможно, самообман превратился бы в правду. А теперь она не была уверена в том, что сможет вернуться в Лондон через две недели.
Анна вдруг прикоснулась к ее руке и указала на что-то за окном. Вдали, за парком, показался большой дом, выглядевший весьма импозантно. По обе стороны от него располагались более низкие строения. За домом виднелись покрытые лесом холмы. Эмили наклонилась к окошку и увидела к востоку от дома шпиль церкви и окружавшие ее деревенские домики.
Отныне, где бы она ни находилась – на континенте с тетей Марджори, в Боудене с Анной или в Элм-Корте с Виктором, – стоит ей закрыть глаза, как она сможет представить себе этот великолепный дом и спокойный, мирный пейзаж вокруг. Отныне это было его место. Он был бы здесь счастлив, если бы вместе с ним на родину вернулись Элис и Томас. Но теперь он никогда не будет счастлив. Он любил жену и винил себя в ее смерти. Жить в этом доме для него, наверное, скорее наказание, чем удовольствие, печально размышляла Эмили.
Премиленькая деревня располагалась в центре зеленого луга, спускавшегося к реке. Дома в деревне были опрятными, ухоженными. Прохожие на улице останавливались и провожали взглядами их кортеж. Эшли здесь уже знали и, наверное, успели полюбить. Многие приветствовали его улыбками.
Экипаж свернул на мост, перекинутый через реку. Впереди виднелись ворота, ведущие в парк. Экипаж замедлил ход и остановился возле небольшого коттеджа, окруженного любовно ухоженным садиком. В садике вблизи розовых кустов копалась в земле молодая женщина. Она распрямилась при виде экипажа, но не улыбнулась и не поздоровалась.
Пожилой мужчина наблюдал за маленьким мальчиком, который с увлечением катался на калитке. Эшли заговорил с ними, представил Люка и обернулся к экипажу. Эмили опустила стекло на окошке.
– Мистер Бинчли долгое время был управляющим в Пенсхерсте, – сказал Эшли. – Он представляет собой настоящий кладезь полезной информации о поместье и его окрестностях, в чем я убедился, пропустив с ним несколько кружечек эля.
Эмили взглянула на миссис Смит, которая молча стояла в стороне. Она очень хороша собой, отметала Эмили. Наверное, она вдова, если живет вместе с сыном у своего отца. Поймав на себе взгляд молодой женщины, Эмили приветливо улыбнулась, и Кэтрин Смит в первый раз улыбнулась в ответ. Экипаж двинулся дальше.
Дом действительно был почти новым, как заметила Эмили, когда они, обогнув конюшни, остановились перед широкими ступенями, ведущими к массивной двустворчатой двери парадного входа. Из дома открывался вид на парк, реку, дорогу и земельные угодья на несколько миль вокруг.
:Люк помог спуститься жене и детям, а Эшли повернулся к Эмили. Держась за его руку, она поставила ногу на верхнюю ступеньку экипажа, но он не стал ждать, пока она спустится, а, обхватив за талию, приподнял ее и на мгновение прижался к ней всем телом. Люк и Анна, занятые детьми, не смотрели в их сторону.
Глаза Эшли улыбались. И хотя страдание не исчезло из них, а всего лишь куда-то отступило, Эмили ощутила, что сейчас он радовался жизни.
– Добро пожаловать в Пенсхерст, Эмми, – сказал он. – Добро пожаловать в деревню, к природе, маленький олененок.
Он задержал руки на ее плечах, и на мгновение она почувствовала себя по-настоящему счастливой. Как ни глупо, но ей показалось, что она приехала домой.
Глава 18
Эшли стоял в своей комнате у окна. В ветвях под окном весело щебетали птицы. В это раннее утро напряжение почти отпустило его. Он чувствовал, что ему нравится новый дом, что он почти любит его. Всего через несколько комнат от него спали Люк и Анна, а в детской – их дети. А главное, в доме находилась Эмми.
Вчера вечером он снова зашел в комнаты Элис и долго стоял в гостиной, ни к чему не прикасаясь, ощущая ее присутствие и вдыхая едва заметный запах ее духов. Он почти решился освободить комнаты от ее вещей: что-то раздать, что-то сжечь. И Люк, и Родерик Каннингем говорили ему, что он должен простить себя. Но Люк не знал, что Эшли ненавидел жену, хотя и жалел. Не знал Люк и того, что в ту роковую ночь он был не на деловой встрече, а в постели другой женщины. Не знал, что, горюя о потере ребенка, которого любил, Эшли испытывал также и облегчение от того, что его наследником не будет сын другого мужчины. Он даже знал, кто был отцом ребенка – красивый рыжеволосый армейский капитан, уехавший из Индии задолго до рождения своего сына.
Этим утром Эшли чувствовал, что все-таки, возможно, жить стоит. «Теперь я вижу, что не правильно понял истинный характер вашей заботы об этой леди», – сказал ему сэр Генри Верни, и эти слова не раз вспоминались ему. Он смирился с тем, что Эмми больше не девочка: она – женщина.
Он вдруг улыбнулся и наклонился вперед, облокотившись на подоконник. Как это он сразу не догадался? Нет, пожалуй, давно догадался и, стоя здесь, почти ждал этого.
Эмми вышла из дома и торопливо направилась в сторону реки. Солнце едва взошло. Наверное, даже слуги еще не встали. Его немного разочаровало лишь то, что она была одета так, словно собралась на прогулку в лондонский парк.