Писк домофона отвлёк от гнетущих мыслей. Прибыла тяжёлая артиллерия в лице до одурения пунктуальной Машки. Сказала, что приедет в четыре, значит, именно в это время и будет. И ни минутой позже.
Как только я открыла двери, подруга ворвалась в квартиру мини-смерчем. На лице сияла неизменная улыбка во все тридцать два зуба. Она звонко чмокнула меня на европейский манер, оставляя на моих щеках липкий отпечаток блеска для губ.
— Морозова, не вижу счастья на твоём милейшем личике, — она сняла мешковатое пальто, небрежно кидая его на пуфик в прихожей. — Ты не рада меня видеть?
— Ну что ты такое говоришь?! — возмутилась я. — Тебе я рада в любое время дня и ночи.
— То-то же.
Машка с довольным видом качнула головой и потёрла ладошки друг об друга, а потом понизила голос до заговорщического шёпота:
— Этот дома?
— Его зовут Влад, — я недовольно покосилась на подругу, — и нет, он не дома. Уехал на заседание.
— Ну, раз Мистера Твистера нет, можно и по чашечке кофе выпить или я должна сама себя угощать?
Машка в своём репертуаре, ничуть не изменилась и по-прежнему не скрывала неприязни к моему жениху, даже накануне свадьбы. Разве что за эти годы она сильно похудела и начала относиться к мужчинам с пренебрежительным спокойствием. Обросла панцирем из сдержанности (виной всему работа в школе). А в остальном она так и осталась сгустком сумасшествия и авантюризма под острым соусом неиссякаемого оптимизма.
Она прошла на кухню, прямиком на своё любимое место — бежевое кресло-стул возле широкого окна. За стеклом открывался край панорамы Крестовского острова с его новёхонькими домами и аккуратными парками, по другую сторону раскинулся футуристичный Лазаревский мост, который соединял остров с Петроградкой. Хитрое переплетение белых металлических конструкций создавало ощущение, что это вовсе не мост, а скелет огромной черепахи, которая лениво плывёт по рукаву дельты Невы.
Пока я варила нам кофе, Машка весело рассказывала о тягостных буднях учителя младших классов, о выкрутасах одного юного хулигана, который притащил в школу зажигалку и чуть не подпалил косу одноклассницы. А мотивом всего лишь была любовь и непреодолимое желание привлечь внимание местной красавицы. Обычно я с огромным интересом прислушивалась ко всем историям Маши, и обхохатывалась вместе с ней, но сегодня слова подруги пролетали мимо. Я гипнотизировала тёмную шапку кофейной пены в турке, гоняя в голове пустоту.
— Эй, Земля вызывает Сашу, приём, — подруга повысила голос, отвлекая меня от созерцания коричневой жижицы.
— Прости, зависла, — я виновато улыбнулась, разливая готовый кофе по маленьким кружкам. — Повтори, пожалуйста, что ты говорила.
— Кажется, это не так уж и важно сейчас. Давай рассказывай.
— Что рассказывать? — села напротив Машки, с наслаждением обхватывая горячую кружку вечно холодными ладонями.
— Зубы мне не заговаривай, красотка. Это из-за отъезда ты такая хмурая, да?
Скрывать от неё что-то смысла не было. Обладая уникальной природной проницательностью, она видела насквозь не только меня, но и всех, к кому она могла прикоснуться. Дар у неё, что ли?
— Не хочу оставлять Влада и тебя так надолго. Это ведь целых три месяца!
— Врушка ты, Морозова, — подруга направила на меня чайную ложечку. — Что-то мне подсказывает, что тебя заботит некто, чьё имя начинается на «Б» и заканчивается на «огдан».
— Вообще не понимаю про кого ты говоришь.
Сердце колко толкнулось в груди, а внутренности на долю секунды сжались до размеров грецкого ореха. Так происходило всякий раз, стоило лишь услышать это имя или почувствовать хотя бы намёк на него.
— Всё ты прекрасно понимаешь, не надо морочить мне голову.
— Маш, хватит, пожалуйста, — я одним глотком выпила кофе и поднялась со стула. — Лучше пойдём, поможешь мне собрать вещи.
Машка поджала губы, но воздержалась от дальнейших комментариев и поднялась с кресла. Она явно хотела обсудить его, в очередной раз перемыть косточки бывшему. Но если раньше я относилась к этому с равнодушием (хоть и деланным), то сейчас я не могла изобразить даже его. Маска исчезла, а от одного только имени становилось настолько дурно, что начинала кружиться голова, съеденный обед стремился выбраться наружу.