Том оборачивается к матери и сестре, однако Мэлори заговаривает первая:
– Я же велела тебе молчать! Чтобы больше такого не было!
– Все, ушел… – говорит Олимпия.
«Сейчас скажет, что нужно прочесать лагерь», – думает Том.
– Надо пройтись по лагерю, убедиться, – говорит Мэлори.
– Мама, это точно не Гари, – возражает Том.
Мать мгновенно взвивается.
– Больше ни слова! И надень ты, ради бога, капюшон!
«Сейчас начнется», – думает Том. Мать скажет: «А может быть, он не ушел? Разбил палатку рядом – в лесу. Кто знает, как долго он за нами следит?» И обязательно приплетет Гари. Она всегда так: чуть что – сразу Гари.
Но Том ее уже не слушает. Он сосредоточен на другом – по ту сторону двери тихое шуршание. Ветерок теребит страницы. Значит, незнакомец все-таки оставил на крыльце бумаги.
Глава 2
Олимпия сидит на кровати и читает вслух. Да, почерк у переписчика ужасный… «Просто они сделали много экземпляров, – догадывается Олимпия, – и неизвестно, какая по счету эта копия». Перед ней внушительная стопка. Толще, чем любое из библиотечных изданий. Олимпия торопится, глотает слова. Ее, как пишут в романах, «обуревают чувства». Она «сгорает от нетерпения» и «затаив дыхание» переворачивает страницы – совсем как герои многочисленных прочитанных ею книг. У них с Томом теперь есть тайна! Мэлори не подозревает, что мужчина оставил рукопись. И не догадывается, что она, Олимпия, сейчас читает брату вслух.
– Ну же! – торопит Том.
Он, конечно, и сам умеет читать, только ленится. И не может сидеть на месте. Ему всегда нужно быть в движении. Обязательно что-то делать.
Олимпия продолжает:
– «Житель Техаса предпринял попытку посмотреть на тварь в воде. По мнению членов его сообщества, тварь обитала в озере около лагеря. Доброволец нырнул в присутствии семнадцати свидетелей. Сошел с ума под водой и больше не всплывал».
– Кто-то его удержал! – восклицает Том. – Нельзя же сидеть под водой, пока не задохнешься! Добровольно!.. Это невозможно!
Олимпия кивает. Хотя… Невозможно ли? Судя по рассказам Мэлори, возможно все. Да и сама она помнит, как вся школа для слепых разом лишилась рассудка.
– Речь идет о безумии, – говорит Олимпия. – Безумцы творят немыслимые вещи.
– Не настолько! – Том меряет комнату шагами. – Тут невозможно физически! Сама посуди! Допустим, ты решила утопиться и нырнула. Тело ведь само всплывет на поверхность!
– Ну, не знаю…
– Я тоже не знаю. Но по мне, история не очень убедительная.
– Том, ты слушаешь?
Том останавливается, мрачно глядя на сестру.
– Конечно. Я всегда слушаю, – говорит он.
Олимпия имеет в виду Мэлори. Никто из них не хочет, чтобы мама их застукала.
Олимпия продолжает:
– «Жительница штата Висконсин посмотрела на тварей сквозь очки для солнечных затмений».
Том теперь – весь внимание.
– «Ее долго отговаривали, однако она не послушала и предприняла попытку на рассвете ясным весенним утром. Сошла с ума немедленно».
– А откуда они знают, что она смотрела только сквозь отверстие?
– Ну, это само собой…
– Вот чему меня научила мамочка – «само собой» ничего не бывает, все нужно перепроверить.
При упоминании о матери Олимпия настораживается.
– Ты слушаешь, Том?
– Читай дальше, Олимпия!
Олимпия пробегает глазами несколько строк.
– Интересно… – говорит она. – «В штате Огайо больные на терминальной стадии вызвались для проведения опытов».
– Ух ты! – восклицает Том. – Герои!
– Точно! Слушай: «один из добровольцев сошел с ума после просмотра видео».
– Как мама рассказывала.
– Ага. И дальше: «другой доброволец обезумел, посмотрев на фотографию. Еще один лишился рассудка, посмотрев на негативы». Что такое негативы, Том?
– Не знаю.
– «Смертельно больная женщина сошла с ума, когда вышла на улицу, защитив глаза стеклянными пресс-папье».
Олимпия вздрагивает. Ей грустно представлять, как эти несчастные в больничных робах бродят по опустевшим улицам и жертвуют собой.
– Они умерли ради эксперимента…
– Не ради эксперимента, а ради будущего! – возражает Том. – Пусть они и были безнадежно больны, все равно – поступили благородно!
Конечно, благородно. Олимпия согласна.
– Тут пятьдесят страниц в том же духе, – вздыхает она.
– И мы прочтем все до единой!