Поль приходит в себя в своей старой квартире, квартире пятьдесят шестого года. Он знает, однако, что какой-то своей частью он в семьдесят втором. И тут глубокая подавленность овладевает им. Потому что Поль чувствует в себе признаки разрушения, одиночества и гибели.
Тот Поль из 1968 года, которому на мгновение нанес визит его бездетный двойник, ни капельки не изменился. Он расценил вторжение как временное раздвоение личности, выныривание на поверхность сознания его недавнего «я». Смутное чувство, что он выдал самого себя, принудило его загнать вглубь воспоминание об этом тревожащем душу случае. И во всеуслышание отстаивать только те убеждения, которые согласовывались с его положением в обществе.
Венсан избрал путь прямо противоположный. Почувствовав в себе революционную жилку уже в двенадцать лет, будучи рано приобщен к политике старшими товарищами, он с каждым годом все более ожесточался против отца, да и к матери при этом не испытывал ничего, кроме презрения.
Менее года назад он сбежал из дома. Отправился на юг и погиб в дорожной аварии вместе с водителем, взявшимся его подбросить. Поль и Изабелла были просто убиты горем. Но несчастье, вместо того чтобы сблизить, внезапно резко отдалило их друг от друга.
Поль отрекся от самого себя и теперь вдруг осознал свое отречение, пагубные последствия, которые оно оказывало на его отношения с сыном, осознал свою вину в смерти Венсана.
Он прямо так и сказал, вернее, прокричал Изабелле. Обвинил ее в том, что и она последовала за ним по гибельному пути или даже свернула на него первой, а затем повлекла и его. Она не вынесла его обвинений. И ушла от Поля. Теперь она живет с Дармоном. Они присвоили себе весь доход от «меморила».
У Поля не осталось ничего: ни состояния, ни жены, ни ребенка. Ребенка, которого он, по существу, и не знал, которого зачал лишь затем, чтобы убить. Жены, которой он больше не увидит, которую любит, любит по-прежнему и без которой не может обойтись.
Он подумывает о самоубийстве.
Полю очень хотелось пообедать и провести ночь в деревенской гостинице. Поэтому Изабелла доверила Венсана своей матери, и они уселись в «студебеккер».
Проехали на запад двадцать километров по автостраде, потом свернули на извилистое, запруженное машинами шоссе. Поль вел автомобиль молча, не обращая внимания на радио, из которого доносились звуки твиста двух– или трехлетней давности. Изабелла, сама того не замечая, постукивала себя по колену в такт музыке.
У Поля появилось искушение разбить машину о грузовик: будущее представлялось таким мрачным, что он не прочь был бы разом с ним покончить. По он не признавал за собой права распоряжаться жизнью Изабеллы, даже если судьба предначертала ей через некоторое время уйти от Поля.
Судьба? С чего это ему вдруг превращаться в фаталиста, если он сам воочию убедился в необязательности причинно-следственного ряда? Нет, ничего судьба не предначертала. Просто человеческого противодействия нельзя избежать. Конечно, Поль способен предугадывать, а вдобавок еще и изменять будущее, но он не может воздействовать сразу на взаимоисключающие факторы. Так, делая все возможное, чтобы Венсан остался с ним, Поль приближал разлуку с Изабеллой. Единственное, что было в его силах – это предотвратить смерть Венсана. Цель, затмевающая все остальное, но достичь ее значило потерять Изабеллу. Хотел он того или нет, но знание будущего делало из него другого человека, а от самого будущего не приходилось ждать ничего хорошего. Разве что теперь Поль был в состоянии обзавестись такими политическими взглядами, при которых он мог бы уберечь Венсана от гибели, и решительно этим взглядам следовать.
Но он знал также, что ничего у него не выйдет. Изабелла все равно уйдет от него, но теперь уже не потому, что сочтет его виновным в смерти Венсана, а просто не сможет с ним дальше ладить. Вряд ли для того, чтобы Изабелла сохранила свои прежние убеждения, Полю достаточно было подать ей в этом пример. Зло уже поразило ее. Теперь и новое вмешательство в прошлое не убережет ее от заразы. Есть такие слабые люди, которые, даже если их увести с привычной колеи, все равно возвращаются к ней, причем самым непредсказуемым образом.
Поль не мог до бесконечности переиначивать сопротивляющееся прошлое. Нет, есть другой способ, и с завтрашнего дня он к нему прибегнет. Это решение требует мужества. Как ни странно, приняв его, Поль немного успокоился. Левой рукой по-прежнему сжимая руль, правой он привлек к себе Изабеллу.
О том, что это их последняя близость, знал только Поль. Он обнимал Изабеллу, словно пытался удержать воду, текущую между пальцами, или ветер, веющий в листве деревьев. Ему, умеющему перемещаться во времени, изменять то, что было, переделывать то, что будет, стало вдруг тошно тратить свою жизнь на беспрестанные мотания туда-сюда. Смутно Поль догадывался, что каждая решенная проблема освобождала место для новой, каждая переписанная страница его прошлого вынуждала переделывать потом целые главы. Он должен был признаться себе, что уподобляется Сизифу. Настала пора примириться с тем, что камень останется внизу, даже если для этого придется распроститься с мечтой забраться на вершину.
Изабелла не разглядела причины столь неистовой страсти. Не поняла, что им владеет безнадежность.
Утром Поль осторожно, стараясь не разбудить Изабеллу, вылез из кровати. На мгновение он замер. В саду за гостиницей начали подавать голос птицы. Поль добрался до ванной и там принял дозу «мемо-3». Потом снова лег рядом с Изабеллой. Она зашевелилась. Поль нежно обнял ее. К его горлу подступил комок. У него было такое чувство, словно он принял яд и теперь ждал, когда тот подействует.
1954 год, 18 мая, 2 часа дня. Поль Эрмелен спорит о чем-то с Жаком Дармоном в переполненном людьми зале. Кто пьет, кто смеется, кто танцует. В нескольких шагах от них опрятно одетый юноша обращается к черноволосой девице:
– Шопенгауэр говорил, что женщина – это животное с длинными волосами и коротким умом. А как вы полагаете?
– Не знаю, какая прическа у Симоны де Бовуар, а что до ума, то сколько бы вы ни пыжились, с ней вам не сравняться.
Опрятно одетый юноша прикусил язык. Дармон повернулся к Полю.
– Ее зовут Изабелла,– тихо произнес он,– она на пятом курсе.
Поль направился было к ней, но что-то удержало его. Что именно, он не знал.
– Я, пожалуй, пойду приударю за ней,– сказал Жак. Какая-то сила толкала Поля опередить Жака. Но другая сила пригвоздила его к полу.
– Давай! – сказал он тоном дрессировщика. Улыбнувшись, Жак двинулся к Изабелле.
Поль повертел в руках формуляры. Шел 1984 год, и он уже два года как имел право выйти на пенсию. И вот Поль наконец решился заклеить этот большой коричневый конверт. Потом он задумался: завершалась его профессиональная деятельность. Личная жизнь завершилась еще раньше. Длилась она совсем недолго, и за ней последовало холостяцкое существование, изредка расцвечиваемое вялыми похождениями. По правде сказать, он всегда был неравнодушен к Изабелле Дармон. Их любовь, рядившаяся в одежду дружбы, не шла дальше улыбок да поцелуев, чуть более пылких, чем следовало.
Ей теперь больше пятидесяти, ее сыну Венсану скоро стукнет тридцать. Хорошая смена родителям выросла. Правда, специализировался он не на противострессовых препаратах, его больше привлекают проблемы, связанные с памятью.
Проблемы памяти? Поль пожал плечами. Почему бы и нет? Он встал, взял конверт и вышел на улицу. В киоске купил газету: все то же… События в Афганистане, ирано-иракская война, восстание в Центральной Америке.
Поль отправился на почту. Но по пути заглянул к себе захватить плащ, который он оставил дома: в эту пору дожди не редкость.
Перевод с французского ВАЛЕРИЯ ОРЛОВА и ВЛАДИЛЕНА КАСПАРОВА