— Надеюсь, ты не в обиде на меня за мою скрытность? — поинтересовалась Изабелла.
Поль вёл «дофин». Изабелла сидела рядом.
— Мы отдалили войну, — произнёс Поль. — Это уже не так плохо. Но рабство по–прежнему маячит у горизонта. Махина сдвинулась с места. И её теперь уже не остановить.
— Мы в состоянии воздействовать на будущее, но не на прошлое.
Поль промолчал. Он спрашивал себя, с чего ему следовало начать работу над «мемо–3»… и как призрак Изабеллы дознался до формулы.
— Впрочем, понятно, — с горечью прошептал он.
Войдя в лабораторию, они тут же наткнулись на Жинесте.
— Новость слышали? — спросил он.
Поль с Изабеллой молча ждали, что он скажет.
— Дюселье покупает у нас «мемо–2».
Поль только безнадёжно махнул рукой.
— К нему уже поступили заказы из–за границы.
— Очень сожалею!
Жинесте недовольно пожал плечами.
— Ты по–прежнему на всё смотришь мрачно.
— У меня всё больше причин для этого.
— Каких причин?
— Сам пораскинь мозгами, — только и сказал Поль.
— Сейчас больше говорят не о стимулировании памяти и не о приступах тревоги, а о поражающей многих беспричинной тоске. Именно она вызывает беспокойство медицинских служб. В этом случае «мемо–2» способен оказывать такое же действие, как болеутоляющее средство при физической боли.
— Пожалуй, — без особого восторга согласился Поль.
Жинесте уставился на него с осуждением.
— Ты и сам знаешь, к каким трагическим последствиям может привести тоска.
— Не только тоска приводит к трагическим последствиям, — возразил Поль. — Извини. У меня много работы.
И, оставив раздосадованного Жинесте, он вместе с Изабеллой направился к лабораторным столам.
Они оба лежали в кровати. Лампа освещала склянку с порошком и стакан воды на столике у изголовья.
— Во всяком случае, — сказал Поль, — мы ничем не рискуем, если немного дальше продвинемся в наших исследованиях. Я убедился, что наша будущая смерть не затрагивает нас в настоящем, но терпеливо ждёт там, где ей положено. Когда ты хочешь отправиться на разведку?
— Семьдесят седьмой год превзошёл то, что предсказывал Оруэлл для восемьдесят четвёртого, — отозвалась Изабелла. — Посмотрим теперь, что представляет собой восемьдесят четвёртый, если взглянуть на него из семьдесят седьмого.
Они приняли нужную дозу, и сознание померкло.
Теперь–то и наступило для Поля время действовать. После своего путешествия из шестьдесят второго года в восемьдесят четвёртый он знал, что не пропустит дня, в котором уже побывал. Память о будущем Поль сохранял, кроме временного интервала, начинавшегося с шестьдесят второго года, в котором его сознание не побывало и где невидимая сеть парализовала любое решение, принятое в прошлом. Теперь всё изменилось. Он ждал эту минуту с тревогой, потому что зависимость от «мемо–2» представлялась сущим пустяком по сравнению с тем, к чему приводило принятие «мемо–3».
В данный момент он следит за тем, как в слабо освещённом гараже механик копается в его «ситроене».
— Вы поменяли провод у спидометра? — спрашивает Поль.
Механик, седой старик в синей рабочей блузе, отвечает:
— Он был просто отсоединён.
И тут механик превращается в молодого парня в спецовке, а гараж становится вдруг намного вместительней, и через широкие окна начинает литься свет. Перед Полем уже не «ситроен», а «фиат». Да и вместо твидового костюма на нём непромокаемый плащ.
— … и воду я залил, — заканчивает новоявленный механик.
Поль прекрасно знает, что случилось. Он единственный, кто не только понимает, что и почему происходит, но и отдаёт себе в этом отчёт и в состоянии уклониться от нежелательных последствий. Потому что сам вызвал эти события и сам же со всею ясностью ума за ними наблюдал.
Год назад Поль получил «мемо–3». История повторилась снова. Жинесте был одним из тех, кто синтезировал это соединение. И, значит, был одним из его владельцев. Он воспользовался своим правом. Открыл второй ящик Пандоры.
Теперь миллионы людей переиначивают своё прошлое.
Конечно, на основные события они повлиять не в силах. Лишь кое–что перетасовывают в свою пользу, рассуждая цо принципу «вот хорошо бы это сделать заново»… подобно тому, как Поль использовал однажды такую возможность, чтобы воскресить Изабеллу.
Вся трагедия заключается в том, что совокупность всех этих желаний вызывает кумулятивный эффект, и те изменения, которые вносит каждый отдельный человек, отзываются на других непредсказуемым, необычным и зачастую опасным образом.