Уже наступили сумерки, когда судебное разбирательство закончилось. Я ожидал у дверей, пока схлынет толпа. Люди покидали зал, будто пробудившись от кошмаров, привидевшихся под общим наркозом. Я знал, что трое из присяжных находились под постоянным наблюдением врачей, опасавшихся нервного припадка.
Девушка, на которую я обратил внимание, шла впереди меня. Сквозь широкие двери, распахнутые настежь, на покрытую снегом улицу падал яркий свет. Воздух имел привкус металла. Сунув руки в карманы, я шагал за ней. Большинство людей шло в обратную сторону, к ближайшей станции железной дороги. В моем поле зрения осталось всего трое: мужчина, пытавшийся остановить такси; другой мужчина, направлявшийся к аптеке рядом со зданием суда, и девушка.
Напротив Нейесштадтхалле начинается узенькая улочка, образуя Т-образный перекресток с Виттенштрассе, по которой я шел. Фонари тускло освещали глухую стену, за которой находилось кладбище.
Они промахнулись.
Машина вылетела из боковой улицы и, сделав резкий поворот, процарапала задним крылом по стене так близко от меня, что осколки кирпича засыпали мне лицо. Я мгновенно откинулся назад и, упав, тут же откатился в сторону параллельно машине и ногами вперед на тот случай, если они рискнут стрелять. Но этого не произошло. Я услышал только удаляющийся вой мотора и странный вопль. Поднявшись, я увидел девушку, прижавшуюся к стене и дрожащую от страха.
- Вы не ранены? - спросил я по-немецки.
Я не разобрал ее слов: казалось, она тихо проклинает кого-то. Она бросилась было за автомобилем, даже не услышав моего вопроса. Пальто ее не было испачкано снегом, она не падала. Глубокая царапина тянулась по стене, и кирпичная пыль и осколки окрасили снег под ней.
Сегодня из-за погоды машины продвигались по улицам с умеренной скоростью, но эта пронеслась как вихрь, и, если бы ее не занесло на льду, она разможжила бы меня об стену, протащив по ней, словно малярную кисть, окунутую в красную краску.
Такой маневр требовал точного расчета, но был куда проще, чем казалось. Я исполнял этот трюк с мешками, набитыми песком, так как во время обучения от нас требовали знания этой штуковины на тот случай, если мы сами когда-нибудь станем мишенями.
Делалось это следующим образом: насколько можно дальше от цели набрать скорость, затем выжать сцепление и при включенной малой передаче бесшумно двигаться вперед по инерции под углом к стене. В нескольких метрах от цели отпустить сцепление, повернуть руль и дать резко полный газ. При этом машину заносит так, что мишень оказывается между задним крылом и стеной. Затем отпустить ногу и давать деру.
Я пропорол четыре мешка из пяти. Но сейчас меня спасла не тренировка, а снег.
Наконец, девушка произнесла что-то членораздельное.
- Что? - не расслышав, спросил я.
- Они хотели убить меня, - выговорила она. У нее был явный берлинский акцент. Я подумал, что в нормальных условиях ее голос должен быть менее хриплым, чем сейчас.
- Вот как? - отозвался я.
Она шла быстро, почти бежала.
Когда я догнал ее, она резко обернулась и остановилась, будто собираясь защищаться насмерть. Прохожий подошел к нам и спросил:
- Может быть, вам помочь, фрейлейн?
Она, даже не взглянув на него, не сводила с меня глаз.
- Нет.
Человек скрылся. Она глядела на меня пристально, словно кошка.
- Я не из них, фрейлейн Виндзор.
- Кто вы?
- Не из них.
- Оставьте меня в покое. - Зрачки, все еще напуганные, расширились от ярости.
- Соблаговолите разрешить мне отвезти вас на такси? Она не реагировала на "Виндзор", но я упорствовал, так как от испуга она могла не обратить внимания на пароль.
- Я пойду пешком.
Мерзавцы явно охотились за мной, а она считала, что за ней; это могло означать, что она из наших, но вряд ли - она не ответила ни на первое, ни на второе условное слово. В комиссии "Зет" работало несколько женщин: возможно, что она одна из них.
Девушка попятилась от меня, сунув руки в карманы пальто, сшитого по военному образцу. Не желая, чтобы она ускользнула от меня, я произвел выстрел с дальним прицелом.
- Им повезло не больше, чем в прошлый раз, не так ли? Она сразу остановилась, глаза ее сузились.
- Кто вы?
Мой номер удался. Они уже покушались на нее. В первый раз вы не всегда понимаете это, особенно если покушение похоже на несчастный случай, но во второй раз у вас появляются подозрения и страх. Именно в таком состоянии она сейчас находилась.
- Давайте зайдем куда-нибудь и прополощем горло от кирпичной пыли, предложил я, сознательно произнося это не на лучшем своем немецком языке, в расчете, что английский акцент успокоит ее; люди в машине были нацистами, потому что они пытались убить меня; она тоже должна знать, что это нацисты, так как верила, что они хотели убить ее, а в Германии вряд ли найдется много нацистов с таким сильным английским акцентом, как мой.
- Как вас звать?
- Мое имя вам ничего не скажет... Вон там я вижу бар. Не мигая, она долго разглядывала меня, потом сказала:
- Лучше пойдем туда, где безопаснее. Ко мне домой.
По дороге, как только раздавался шум автомобиля, она дважды прижималась к дверям магазинов, а я каждый раз продолжал шагать вперед, потому что, если они решили совершить еще одну попытку убить меня, я не хотел оказаться слишком близко к девушке и подвергать ее опасности. И всякий раз я оборачивался, следя за машиной, готовый в случае необходимости отпрянуть в сторону.
До ее квартиры было около мили, и, пока мы шли, я все время думал об одном: как им удалось так быстро распознать меня? Ответы были неудовлетворительными, все без исключения. Они могли зацепить меня из-за моих охранников, которые меньше заботились о том, чтобы оставаться незамеченными, чем о том, как бы не потерять из виду меня и всех тех, кто со мной общался. Они могли даже знать, что я отменил свой отлет в Лондон, и решили, что раз так, - пусть себе остается, но только не живым. Они могли узнать также, что сегодня утром, вместо того чтобы поехать, как обычно, в Ганновер, я пошел в Нейесштадтхалле, и задумались над тем, почему я вдруг стал посещать не свои обычные места. Я знал только одно: за мной не следили. Я всегда знаю, когда за мной следят.
Если в той машине не были просто случайные убийцы, то приказ о том, чтобы прикончить меня, отдан сверху. В таком случае мне незачем высовывать голову, чтобы привлечь на себя их огонь: они уже вели его. Не прошло и двадцати четырех часов с момента моего решения пуститься на охоту за Цоссеном, как Цоссен начал охотиться за мной.
5. "ФЕНИКС"
Не доверяя мне на улице, она готова была поверить мне в более опасной обстановке - у себя дома, - и я решил, что там она рассчитывала на какую-то защиту.
Так оно и оказалось. Войдя в комнату, я застыл на месте. Огромная овчарка стояла, низко опустив голову и пружиня задние ноги, готовая к прыжку. Она глухо рычала, устремив глаза на мое горло.
Я видел их в Бельзене и Дахау. Видел, как они загрызали людей.
Девушка не спеша сняла пальто, чтобы дать мне время обдумать собственное положение, хотя все было ясно и так. Если бы, даже невзначай, я поднял руку и хоть на дюйм протянул ее в сторону девушки, я бы мгновенно превратился в мертвеца. Поэтому я держал руки по швам, не сводя глаз с собаки. Я не выказывал страха, который мог бы спровоцировать пса, зная, что он не нападет на меня, если на то не последует команды хозяйки.
- Спокойно, Юрген, спокойно, - произнесла она наконец.
Пес отошел, и я понял, что могу двинуться с места.
- Полицейское обучение, - заметил я.
- Да. - Девушка стояла, внимательно разглядывая меня, как и раньше, на улице.
Она была худощава, угловатые линии ее тела еще больше подчеркивали черный свитер и брюки. Несмотря на внешнее высокомерие и волосы, казавшиеся золотым шлемом, во всем ее облике и ломком голосе чувствовалась беспомощность, которую встречаешь обычно у человека с револьвером в руке: этим самым он показывает, что это все, что у него имеется. У нее была собака.