— А мой отец — японский император! — полиграф не смел сомневаться.
Макс не еще умел тогда жонглировать частицами “не” и прочими отрицаниями, не умел еще не давать прямых ответов, не мог ловко видоизменять вопрос допрашивающего в своем сознании и свой ответ, как ему советовал тренер. Но Макс был хороший актер, ему нравилась система Станиславского, он мог испытать чувства, которые играл, поверить в то, что говорил… Он не понял тогда, но в тот момент он интуитивно поймал свой способ обмануть полиграф — полностью верить в любой бред, что говорит, да так, чтобы все физиологические показатели это подтверждали…
- “Джон Дир” самый лучший трактор…
- “Джон Дир” значительно переоценен…
— Мадам Эльвира — блудница вавилонская!
— Мадам Эльвира — святая женщина и помогает людям!
Макс стал красный и потный.
— Перестань паясничать! — получил подзатыльник от того, кто постарше. И получил бы второй, если бы оператор полиграфа не хлопнул раздраженно ладонью по столу.
— Нет, ну я вообще не могу так работать! Он слишком возбужден. Приведите его в норму.
Дали отдохнуть. Принесли обед. Вывели на воздух. Было уже темно. Забор только видно. Предложили сигарету. Макс давно бросил курить — Эльвира заставила, дамам неприятны прокуренные морды, но сигарету взял…
Надо сдаться самому. Нужно перехватить инициативу. Надо дать им что-то, чтобы перестали по этому безумному кругу водить. То, что они и так узнают, то, что не противоречит всему прежде сказанному. Его ведь видели в лифте…
Поэтому когда начали по новой, с другими дознавателями, Макс не дожидаясь, пока снова спросят про “Сеялки и веялки” или его иностранных сексуальных партнеров, сказал, что если они действительно интересуются незаконными делами мадам Эльвиры, а не только запутанной личной жизнью ее сотрудников, то возможно их заинтересует эта история — и рассказал им, как мадам Эльвира поручила ему — он только жиголо и никто больше! — подмигивать одному бывшему военному. И когда Макс ехал к тому на свидание, там в подьезде произошла странная кутерьма и на свидание Макс не попал. Сообщил адрес, просил в протоколе отметить свою сознательность и готовность сотрудничать…И то что он не гей. А военному подмигивал по наущению мадам Эльвиры и должен быть дать военному в глаз, если тот к Максу целоваться полезет… Это единственное, что, как ему кажется, может их заинтересовать из всего, что он знает.
Это действительно их отвлекло, они что-то там долго шушукались. Показали фото, Макс подтвердил. Сразу сам заявил, что к “Сеялкам и веялкам” это не имеет отношения.
И ничего из того, что они у него спрашивали, не имеет отношения к “Сеялкам и веялкам”! И уж, тем более, ни “номер два” и ни ее хахаль, которых он никогда в жизни не видел! А также японец с индейцем, эти иностранные граждане тоже никак не относятся к “Сеялкам и веялкам”! “Сеялки и веялки” — это самая честная часть его жизни, он очень гордится своей работой в “Сеялках и веялках”!
Макс извлек правду и предоставил ее этим людям. Пусть делают с ним, что хотят.
Почти через двадцать часов после того, как Макса посадили в машину на этом перекрестке, его высадили там же, предложив подписать бумагу о “конфиденциальности беседы” (Беседы?! Это, типа, поговорили так?), поблагодарили за сотрудничество, посоветовали быть осторожней в знакомствах, и уехали. Макс отделался всего одним подзатыльником, а про ручки на режимном объекте вообще не спросили.
…И причем тут “Сеялки и веялки”? Эльвира, дрянь, как-то и с этим подставила, не судьба быть ему честным человеком. А ведь он старался.
11.3
Макс не мог думать. Он еле держался на ногах. Не спал больше суток, ел один раз. Купил себе кофе и булочку, ел на ходу — брел домой пешком, недалеко, знал, что если сядет в такси — уснет там, не растолкать. Сложно было ключом в дверь попасть — руки почему-то тряслись, но предвкушал, как упадет на кровать и накроет голову подушкой…
Но на его кровати лежал бригадир. Макс даже не удивился. Он как-то перестал удивляться чему-либо, да и бояться, после этих двадцати часов напряжения, уже не было сил. Раз кровать была занята, то лег прямо на пол.
— Привет, Макся. Загулял ты что-то, так жду тебя долго, что закемарил тут…
— Чего тебе? — спрашивать, как тот попал в закрытую квартиру смысла не было.