В доме престарелых Макс перезнакомился со всей администрацией, произвел впечатление заботливейшего внука, «такого милого мальчика», всем понравился настолько, что получил для своей секретарши постоянную комнату для проживания всего лишь за три часа волонтерской работы в день. Пусть тут пока посидит, а то мало ли — вдруг эльвириным кредиторам, за отсутствием внебрачного сына, пригодится и троюродная племянница.
Позвонил адвокату, поручил найти того судейского, с дочкой которого работал в монастыре. Просил передать, что патер, который направил его дочь на путь истинный, в беде и очень нужно помочь — подписку о невыезде быстрее снять, ведь претензий у закона к Максу не может быть никаких…
Все сделал, что должен. Никому он ничего больше не должен. Посмотрел на себя в зеркало — чужого красавчика в модной одежде, побрякушками украшенного, с прической стильной… Он сильно отличался от того, каким до агентства был. Позволил себе признаться, что он любит все красивое, что папаша «педиковским» называл, первый раз себе нравился в зеркале, перестал наконец стыдиться того, что красивым уродился. Был благодарен Эльвире за это, считал, что она раскрыла его — теперь он нарядный, столичный мальчик, который читает книжки и говорит на иностранных языках, к любому подход может найти, любую даму влюбить… И слишком это для него все оказалось — вспомнил было страшно в той комнате без окон с полиграфом, как нависал над ним страшный бригадир, как он, глотая слезы, подписывал отказ от «сеялок и веялок» одинаковым людям со стеклянными глазами…
Что ж, ведь заслужил. Жулик, который обманывал людей за деньги, придумывая себе всякие оправдания. Принц недоделанный!
Вспомнил, что бригадир говорил: «В порядок себя приведи — ну, что ты как павлин ходишь, не по пацански! — постригись, одежду носи нормальную — как все, от побрякушек избавься. Внимания не привлекай, займись чем-то простым, на что никто не взглянет, себя не проявляй, будто ты — не ты…». Бригадир нормальный пацан, знает жизнь, знает, как надо… Так и нужно сделать. По бригадирской инструкции, Макс все может по инструкции сделать…
Пришел в салон, куда Эльвира его привела три года назад и сказала мастеру: «сделайте мне брильянт из этого куска угля, который я нашла на помойке». Хороший мастер справился, прима-балерина у него получилась вместо чумазого провинциала.
А теперь Макс сел в кресло и просил постричь все. Ну, как для армии…
— Нет, Максичек, не могу, — сказал мастер. Для успешного маркетинга парикмахер изображал, что гей, хотя у него была любимая жена и трое детей. Макс иногда подыгрывал ему перед голубыми клиентами, изображая любовника, так было ржачно, особенно когда ребята верили. Да и просто тренировался — наблюдал, как голубые ребята себя ведут, чтобы, если нужно, сыграть их четко… Как будто миллион лет назад это все было.
— Я не могу уничтожить прекрасное, я художник, — сказал мастер — Зачем это тебе это?
Ну, не скажет ведь Макс постороннему человеку, что он, теперь снова не он, что нет уже примы-балерины и никогда не будет больше. Макс не справится быть собой, он слабохарактерный и ведомый, его используют во вред. Блудницы вавилонской, которая прикрывала и понимала, больше нет… Придется, ему как все быть. Придется обратно углем стать.
Не говоря ни слова, встал с кресла, пошел в цирюльню на углу. Там за двадцатку его постригли машинкой. Мальчик из цирюльни, правда, тоже колебался:
— Под машинку стричь? Все?
— Все стриги.
Мальчик из цирюльни бросал на него жалостливые взгляды, наверное, думал, что рак у молодого клиента…
Потом Макс купил себе в магазине китайских товаров спортивный костюм и ужасно уродливые кроссовки. В руках даже держать противно было это уродство, но он больше не прима-балерина, он неблагополучный мальчик из провинции, таким он должен быть, чтобы никто не заметил, не нашел… Переоделся прямо в этом магазине всякой дешевки, посмотрел на себя в зеркало — увидел неуместно шикарную серьгу в ухе, снял и сжал в кулаке. Это был подарок Эльвиры — черная пантера с изумрудными глазами обвилась вокруг золотого обруча…
Не смогу продать, — подумал, — это не смогу. Часы виолеттины себе оставил и эту сережку с пантерой, все остальное в ломбард отнес — на его костюм со стрижкой смотрели с пониманием. Видимо подумали, что он обчистил мажора какого. Все шмотки его дорогущие секретарша пусть продаст, будут ей деньги до зарплаты..