Брильянт, принявший исходную форму, вернулся в свой дом престарелых.
— Ой, Максичек, — испуганно сказала ушастая секретарша. Прекрасный принц превратился в кусок угля. Ей тетечка запрещала дружить с такими мальчиками.
Может, разонравится ей в таком жутком виде? А то очень напрягает, когда она ему в рот влюбленно заглядывает, а он ничего такого не чувствует, неловко как-то…
— Правильное решение, — одобрительно сказала бабка, она сидела в комнате у секретарши и гадала, — Затаись на время. А то меня тут родственники спрашивали про эльвирочкиного сына. Что-то там Эльвирочка им обещала….
Ох, теперь еще и их родственникам он тоже что-то должен. Сколько миллионов этих родственничков?
— Ну, вот зачем ты выдумала, что я Эльвирин сын? — устало спросил Макс
— Я не выдумала, я нагадала, — гордо ответила бабка, — Если она тебя не родила, то воспитала, всему научила…
Спасибо большое! Вот так ляпнула бабка, а он теперь всем должен почему-то за эльвирину науку…
Теперь бабка гадала ушастой секретарше на эльвириных картах.
— Сперла, когда Эльвирочка дала деру, не пропадать же семейному добру, — сообщила бабка и нагадала секретарше хорошего мужа, троих детей и то, что секретарша умрет во сне в возрасте девяносто одного года
— То, чего и хотела для тебя Эльвирочка, — довольно сказала бабка. Ушастая секретарша с надеждой посмотрела на Максичка, робко улыбаясь. А Макс попросил и ему погадать, в надежде, что этот самый муж навсегда — не он. Ни в какое гадание не верил, но на бабкину поддержку рассчитывал, чтобы тактично внушила секретарше, что не судьба, мол…
Бабка изменилась в лице, раскинув карты на Макса. Носом водила. Заинтересованная секретарша заглянула ей через плечо, она ведь тоже разбиралась чуток.
— Ой, Максичек, — несчастным голосом сказала секретарша, — Ой!
— Что там? — обеспокоенно спросил Макс. Вот он не верил ни в какое гадание дурацкое, а холодок отчего-то в животе есть, — Что, очень плохо?
А как еще может быть? Люди с полиграфом, бандиты бригадира, одинаковые люди со стеклянными глазами, цыганские родственнички… Еще кто-нибудь занял очередь за Максиком?
— Запутанно очень, — ответила бабка, — Столько всего… Я слаба в гадании, не могу разобрать точно… Много событий, опасных и страшных… и не очень страшных… И кудри у тебя отрастут прекрасные, Максик, много будет женщин — белых, черных, желтых и всяких прочих…
Черт! Он уже думал, что завязал с этими бабами навсегда.
— А спортивная машина? — спросил, чтобы разрядить обстановку. А вообще всегда такую хотел. Ламборджини или Феррари.
— Не могу сказать… — размышляла бабка, — вот эта дама, видимо, Эльвирочка — мать ужасная… А это не пойми кто… И это не знаю, как рассказать… А вот тут у тебя будет что-то с животом… Запутанная судьба у тебя, Максик. Умрешь несколько раз, но проживешь долго… Нутро не спрячешь, как не старайся… А вот это что? Не понимаю…
Ну, и гадание, смех один! Вот, Эльвира гадала, так гадала… А почему Эльвира никогда на будущее Макса не гадала? Она же часто карты раскидывала, чтобы «мысли структурировать», по ее выражению… Или при нем не хотела?
Черт! Он взрослый человек и ни в какое гадание не верит. Пойдет он спать. Бабка смотрела на Макса с нежностью и жалостью, а секретарша расстроенно сопела, поняв, что Макс в мужья ей не достанется…
— Ах, Максичек, — ночью в постели нежно гладила ушастая секретарша колючий ежик на его голове, — Мне всегда с тобой хорошо было, даже без этого твоего разврата, не переживай… Ты сам по себе такой хороший, про девочку думаешь, не только о себе… Ты не бойся тех карт, это и без карт было понятно, что судьба такая. Слишком ты не как все, Максичек. Прима-балерина, — вцепилась в него, понимая, что больше не обнимет своего Максичка никогда. Все-таки у нее был дар куда больший, чем предполагала тетечка.
…На вокзал за ним увязалась. Он против был, вдруг кто увидит, но не смог прогнать, ведь с большим мужеством приняла то, что Максичек уезжает не только из города, но из ее жизни тоже. Оставлял ей распоряжения насчет имущества из квартиры, наставлял насчет работы…
— Я справлюсь, Максичек, — убеждала она, — ты меня очень укрепил, я все могу, не беспокойся.
Он инструктировал, как ей себя вести с мужчинами, просил высылать регулярные отчеты, чтобы он вовремя заметил, если кто, что худое задумает… Он, как Эльвира, хотел полностью ее контролировать, чтобы уберечь.
— Я сама разберусь, Максичек, спасибо, — уверяла его она.
Макс, забросив спортивную сумку на плечо, как пращу, стоял на платформе с напряженным и сосредоточенным видом, будто перед боем. Он вроде бы смотрел на свою секретаршу, но был уже не с нею. А она подумала, что он никогда еще не был так похож того Давида так, как сейчас.