Еще до начала войны институт оказался в высшей степени полезным. Он собрал информацию о русских автомобильных и железных дорогах экономических и политических основах советского режима, намерениях и составе Политбюро. Большой отдел и научная основательность сотрудников института позволяли им прийти к важным выводам по национальным проблемам и проблемам меньшинств, относительно психологического климата в колхозах и совхозах, по многим другим вопросам.
В 1942 г. институт смог привести первое доказательство того, что статистические и научные материалы, публикуемые в Советском Союзе, ненадежны. Их изменяли, или скажем так, корректировали, чтобы за рубежом было невозможно определить уровень развития любой области науки производства, социальной активности. Через определенное время наш сектор сбора информации добыл дополнительный материал, подтверждающий данную гипотезу.
Русские создали учрежденая задача которого состояла в проверке всех публикуемых материалов по различным отраслям науки, статистики, химических формул и т.п. с тем, чтобы фальсифицировать их в ключевые моменты. В то же самое время это учреждение тщательно контролировало исследования в различных областях и, в соответствии со специальными правилами секретности, распространяла достоверные материалы только среди тех русских ученых и инженеров, которые нуждались в них для работы. Поэтому данные о населении и другая демографическая информация, как и карты Советской России, фальсифицировалась. Хотя все эти ухищрения не могли нанести нам серьезного ущерба, они существенно осложнили нашу работу. В качестве еще одного примера из деятельности института Ванзее хочу привести случай, произошедший в 1943 г. Мы уже пережили катастрофу под Сталинградом, заставившую Гитлера обьявить "тотальную войну". Немцы все еще удерживали свои позиции в России, но понесли тяжелые поражения. Вскоре мы должны были лишиться северной Африки, а с ней и возможности угрожать жизненно важной для англичан транспортной артерии через Суэц, что усиливало вероятность союзной высадки на континенте. Эти факторы, вместе взятые, должны были привести к повороту в нашей политике и военной стратегии в России, уже не говоря о нашей оккупационной политике в покоренных странах.
Суммировав свои соображения, я представил их Гиммлеру. Я сознательно ограничил свои рассуждения Советским Союзом, так как хотел сделать достоверный и солидный доклад о русском промышленном и военном потенциале, проанализировать его до малейших деталей. Мы использовали все наши разведывательные источники и данные допросов тысяч русских пленных. Моей целью было утвердить руководителей в мысли о необходимости или, скорее, даже мобилизовать и использовать все ресурсы в оккупироавнных Германией областях России. В конце доклада я высказал несколько крайне смелых и политически заостренных предложений. Я намеревал устроить встряску руководству. На мой взгляд, следовало отозвать из страны рейхскомиссаров и "айнзатцгруппы" - специальные подразделения, которые "чистили" германские тылы. Следовало бы немедленно создать автономные государства и одновременно полностью пересмотреть организацию германской администрации в вопросах промышленности и сельского хозяйства.
Так появился отчет на пятидесяти страницах с солидными приложениями. В целом, это была хорошая работа. Однако, после того, как Гитлер прочитал ее и обсудил с Гиммлером, он велел арестовать по обвинению в пораженческих настроениях экспертов, помогавших составлять доклад. Это был триумф Кальтербруннера. Позднее от встретился с Гиммлером и заявил последнему о моей "интеллектуальности" и из ряда вон выходящем поведении. Кальтербруннер попенял Гиммлеру на его фаворитизм и требовал подчинить меня тем, же порядкам и дисциплине, что и других руководителей отделов Управления имперской безопасности.
Мой следующий разговор с Гиммлером был очень жестким. Он раскритиковал всех моих экспертов, назвал ученых из института Ванзее, в частности профессора А. - их шефа, агентами НКВД. Он обрушился и на меня, заявив что я, очевидно, не справляюсь со своими обязанностями и что я подпал под влияние пораженцев из числа моих подчиненных. Слушая шефа я не мог подавить улыбку, чем бы мне эта история ни угрожала. Гиммлер был удивлен так, что смотрел на меня испуганным кроликом: он никогда раньше не сталкивался с подобным неподчинением. Но отреагировать иначе я не мог. Психологически я поступил правильно, и моя выходка разрядила напряженную ситуацию. "Анфант террибль", - сказал он, покачав головой, и я понял, что победил.
Тогда я принялся спокойно, но уверенно отстаивать мою позицию. Через два часа и речи не было о том, чтобы кого-нибудь арестовать. Передо мной сидел, глубоко задумавшись Гиммлер и покусывал ноготь большого пальца. "Ну, если вы правы, это ужасно, - сказал он. - Но нельзя допустить, чтобы интелигентские бредни толкало нас к демонстрации своей слабости слишком многое поставлено на карту. Если нам на этот раз не удастся одолеть Восток, мы исчезнем из истории. Полагаю, что мы можем реализовать ваши соображения только после победы над Россией".
"Дело именно в том, - отвечал я, - когда начинать новую политику. Но ядолжен повториться:если м ыне начнем сейчас, у нас видимо, так и не будет шанса начать."
В конечном итоге, убедить Гиммлера мне не удалось. Однако я смог отстоять политическую линию своего отдела и своих сотрудников. Сегодня все это может показаться малозначительным, особенно для того, кто никогда не участвовал в войне нервов и не в состоянии понять неизбежные волнения и разочарования. Чтобы решиться продолжать собственную линию, требовалось определенное мужество: Гитлер отличался болезненной чувствительностью и испытывал патологическую подозрительность, возраставшую прямо пропорционально общему ухудшению ситуации.
27 "Красная капелла"
Борьба с русским шпионажем - Доклад о нем - Русская сеть - Арест шпионского трио - Расшифровка кода - Участие Люфтваффе - Новые аресты - Слежка за русским передатчиком - Поиски "Жильбера" - Подозрения врага - Польза опыта.
Русский посол в Берлине накануне войны Декапозов направлял деятельность русской разведки в Германии. История с братьями Витингофф и другие примеры шпионских действий со стороны русских в Германии и на оккпированных территориях вызвали большой интерес у Гитлера, и он стал непрерывно требовать информации о деятельности нашей контрразведки. Он считал, что русская разведка работает куда более интенсивно и, по-видимому, более успешно, чем британская или какая-либо еще. На сей разинтуиция ег не подвела.
В конце 1941 года он отдал приказ о немедленной организации противодействия растущей активности русских шпионов в Германии и оккупированных странах. Гиммлеру было приказано следить за тесной координацией действий моего отдела внешней разведки с отделом безопасности гестапо Мюллера и абвера Канариса. Операцию, получившую кодовое наименование "Роте капелле" - "Красная капелла", координировал Гейдрих. Совместными усилиями мы не только раскрыли крупнейшую русскую шпионскую сеть в Германии и оккупированных странах, но и смогли ликвидировать ее большую часть.
После убийства Гейдриха в мае 1942 года Гиммлер взял на себя обязанности по координации и контролю за осуществлением "Роте капелле". Вскоре между ним и Мюллером начались серьезные трения, которые дошли до того, что когда мы докладывали одновременно, Мюллера, человека на много лет меня старше, Гиммлер отправлял из кабинета, чтобы побеседовать со мной один на один. Мюллер был достаточно благоразумен и смирился со случившимся; когда же ему требовалось поднять какой-либо вопрос, он обращался ко мне с просьбой сделать это. Однажды он сказал с иронической улыбкой:"Ваше лицо явно нравится ему больше, чем моя баварская рожа."
В июле 1942 года Гиммлер приказал нам обоим, прибыть в Ставку главнокомандования в Восточной Пруссии с подробным отчетом о "Роте капелле".
Для подготовки доклада у нас было всего несколько часов. Когда мы встретились, Мюллер начал говорить мне, какое бесценное значение имели для него мои доклады о "Роте капелле", и несколько основательны мои представления о шпионской деятельности русских. После серии еще более льстивых комплиментов он попросил меня отчитаться перед Гиммлером за нас обоих. Я ответил, что на моем счету не более 30 процентов достигнутого успеха, и он вполне в состоянии доложить сам "Нет, - возразил Мюллер, - вы получите королевский прием, а меня вышвырнут вон."