Одна из узниц концлагеря (дело происходило в послевоенной Польше) узнает в седовласом немце эсесовского офицера. Возлюбленная испытывает шок, все окружающие тоже. Через три дня спектакль был снят с показа. Основная идея не вязалась со строительством коммунизма.
Настоящим откровением для Богдана, да и наверное не только для него, стала в далеком 1975 году группа «Машина времени» с ее лидером Андреем Макаревичем. Ее песни были как глоток свежего воздуха в душном и затхлом сарае совдепа. В отличие от других ВИА, Макаревич не делал бабки на лябови, чем откровенно грешили эстрадные певцы до и после него. Песни «Машины» были размышлениями об окружающей двуличной и свинцовой советской жизни. Как и песни Высоцкого, они абсолютно перпендикулярно стояли по отношению к официальной пропаганде. У Андрея Макаревича не было превозносения блатного начала, как способа самоутверждения в окружающем мире. Владимир Высоцкий создал сильнейшие песни, отражающие душу простого русского мужика. Но половина его песен тронуты блатным душком. Это было следствием того, что одна треть страны сидела, а еще одна треть охраняла сидевших. Поэт в России больше чем поэт. В 80 году в самый разгар Олимпиады, в середине теплого летнего дня, Богдана поразила тишина, охватившая Минск. Столичный город замер, все стихло на несколько минут и только через час Богдан услышал о смерти Владимира Высоцкого. Как выяснится позже-тишина охватила всю страну. Как ни мистически это звучит.
«И пусть по радио кричат, что умер Джо Дассен,
И пусть молчат, что умер наш Высоцкий.
Что нам Дассен -о чем он пел не знаем мы совсем,
Высоцкий пел о нашей жизни скотской» (В.Гафт)
Позднее, в годах девяностых, Богдан лежал с переломом голени в гнойном отделении одной из Минских больниц. Он был очарован постовой медсестрой. Уже в годах, где-то за сорок, но с точеной фигурой и с восточным профилем – ассирийкой по национальности. В семьдесят девятом году она была знакома с Владимиром Семеновичем. Тамара работала продавцом в ГУМе, продавала какую-то мелочь. Была зима и на голове у нее была шапка из ондатры, за которую она честно отвалила двести пятьдесят рублей (в то время среднемесячный оклад инженера был сто тридцать пять рублей). Эта шапка здорово понравилась посетителям-финам, которые предложили за нее сумку, набитую жвачкой и женскими колготами – в то время страшный дефицит. Тут же нарисовался Высоцкий с товарищем. Он уговорил понравившуюся продавщицу совершить ченч. Эта сумка с импортом была тут же перекуплена продавщицами ГУМа за семьсот пятьдесят рублей. А Высоцкий с Тамарой поехали к ней домой обмывать сделку.
–Ну и как тебе его песни? – полюбопытствовал Богдан.
–Он сказал, что когда он пьет, он не поет.
–Ну а как он вообще?
–Да нет, мы только пили, – заскромничала Тамара.
Как выяснится потом, достаточное количество людей, помогавших Высоцкому в организации левых концертов в разных местах необъятной родины, получили в отличие от певца довольно суровые сроки, до восьми лет и от звонка до звонка их отсидевших. Самого Высоцкого власть тронуть побоялась.
Однако вернемся к каратэ.
Кунфу, которым занимался Варга, называла гульфу –китайский стиль, которому соответствовала птица цапля. Хотя преподавал он шотокан, о котором довольно поверхностные сведения. По шотокану можно было получить аттестацию. Сам Варга учился у одного из московских мэтров Таюшкина.
–Как-то я позволил себе нелестно отозваться о пассии мэтра – разоткровенничался Варга.
–Тот виду не подал, но однажды мы подошли к ее дому, и мэтр заставил меня лезть к ней на второй этаж по водосточной трубе, хотя знал, что я очень боюсь высоты. До сих пор не удалось преодолеть инстинкт самосохранения. Только тогда каратэ превращается в страшную силу – честно добавил он.
–Однажды я был в гостях – рассказывал Варга, – его длинное лицо в выступающей нижней челюстью было как всегда непроницаемо. Там был огромный волкодав-овчарка. Хозяин начал злить его. Я попросил его этого не делать. Тот не послушался. Тогда я вынужден был ударить локтем в хребет овчарки и сломать ей позвоночник. Хозяин был недоволен…
В другой раз стоял на остановке, читал газету. Ко мне подошел человек, приставил к моему боку нож и попросил двадцать рублей. Я дал ему пятнадцать, и, когда он сложил нож, ударил его логтем в голову. Взял деньги и ушел. То, что с ним было, меня не интересовало.