От Штакельберга зависело представить своему двору вещи в их подлинном свете — он хорошо этим ему послужил бы, и Польша не была бы потеряна...
К сожалению Штакельберг придерживался иных принципов. Он почти всегда предпочитал людей, готовых ему продаться. А короля он убеждал в том, что ему не следует придавать никакого значения мнению большинства нации и что надежду сохранить своё положение он должен основывать исключительно на благорасположении императрицы, которого королю ни за что не добиться, если он, Штакельберг, не обрисует его перед государыней наилучшим образом — а он станет делать это лишь в соответствии с тем, будет ли король снисходителен решительно ко всему, что Штакельберг станет от него требовать.
Нередко он добавлял ещё, что лично от него, от Штакельберга, зависит приблизить или отдалить полный раздел Польши — ведь он может или посоветовать императрице склониться к тому, на чём настаивают Австрия и Пруссия, или, напротив, отсоветовать ей это, сказав, что она поступит дурно...
Штакельберг доходил до того, что пытался контролировать короля при выборе им его собственных служащих, при оказании милостей иностранцам всех рангов, вплоть до заезжих артистов... А так как он обладал бесконечными претензиями — и как баловень судьбы, и как литератор, и как знаток всего на свете, — иначе говоря, желал первенствовать повсюду и во всём, и пользоваться репутацией и самого любезного, и самого могущественного одновременно, королю стало исключительно сложно и тягостно потакать самолюбию, воспроизводимому в стольких измерениях, и соответствовать многократным сменам ссор и примирений, которые Штакельберг вынуждал его переносить...
Следует признать, однако, что Штакельберг оказал королю и несколько значительных услуг, в частности, на сеймах 1776, 1782, 1784 и 1786 годов. Каковы бы ни были сопутствующие мотивы, эти услуги определявшие, они были реально оказаны — и король ценил это.
IX
Возвратившись в Варшаву из Петербурга в апреле 1776 года, Штакельберг вручил королю письмо императрицы, которое заслуживает того, чтобы быть помещённым здесь целиком.
Копия письма императрицы королю от 3 марта 1776.
«Государь, брат мой!
Мой посол, возвратившись ко двору вашего величества, засвидетельствует вам моё удовлетворение письмом, которое он привёз мне от вас, и вновь выскажет вам самые положительные заверения в моей неизменной дружбе к вашему величеству, а также в столь часто выражаемой мною склонности и желании добиваться процветания вашего государства — и обеспечивать его покой.
Ваше величество убеждено, конечно же, и вся нация, вероятно, вместе с вами, что для достижения этого покоя нет способа более действенного, чем всячески поддерживать правительство, которое вашему величеству и нации удалось сформировать при содействии моих добрых слуг и слуг моих союзников. Но вам известно не менее хорошо, что всё вновь учреждённое, каким бы необходимым и полезным оно ни было, вынуждено при своём рождении вести постоянную борьбу против интересов и мнений, связанных с определившимся уже порядком вещей, а также против злоупотреблений, имевших место ещё до его создания.
Так что нет ничего менее удивительного, чем сопротивление, оказываемое пытающемуся завоевать авторитет Постоянному совету, созданному для того, чтобы поддерживать авторитет государства в периоды между сеймами. Нет, следовательно, ничего удивительного и в сложностях, которые возникли и которые могут продолжиться некоторое время, способное ослабить доверие и надежду, возлагаемые вашим величеством и всей нацией на формирование, с которым все связывают свой покой и своё благоденствие в будущем.
Мой посол возвращается в Варшаву вооружённый самыми подробными приказами оказывать нации всевозможное содействие во всём, что способно её укрепить. Я считаю своим долгом предупредить об этом ваше величество, дабы заранее исключить возможность всякого иного толкования моих намерений, могущего возникнуть, и чтобы никакие спекуляции или инсинуации, обвиняющие или могущие обвинить меня в иных намерениях, чем поддержка того, что создано и обещано мною и моими слугами в Польше, не обеспокоили ни ваш ум, ни умы всей нации — от кого бы эти инсинуации не исходили.
Прошу вас верить: дело здесь не в том, что я избегаю отказываться от раз высказанного мнения, во имя славы и достоинства государства заставляющих меня твёрдо держаться принятых мною решений. Дело в моём убеждении в том, что Польша не может быть счастлива иначе, чем имея во главе существующее ныне руководство, активность которого пробудится — и тогда оно станет пользоваться подобающим уважением и влиянием.