Выразив столь недвусмысленно свои пожелания и намерения, я жду, что вы, ваше величество, станете постоянно проявлять доверие к моему послу, единственному, кому я отдаю приказы, и, соответственно, единственному, кто имеет право говорить от моего имени — доверие, необходимое ему для того, чтобы он смог быть столь полезен делу, сколь я того желаю.
Только действуя подобным образом, ваше величество даст мне возможность доказать вам, вам лично, то уважение и ту подлинную дружбу, с какими я остаюсь — и т. д...»
Штакельберг сообщил содержание этого письма многим особам различного ранга. Оно помогло подготовить умы к тому, что должно было произойти несколько месяцев спустя...
ПРИЛОЖЕНИЯ
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
А несколько месяцев спустя состоялся, как известно, первый раздел Польши...
Поистине трагическим пассажем приходится завершать знакомство русского читателя с мемуарами Станислава Понятовского, далеко не исчерпав всего текста его воспоминаний, хотя закончить «Мемуары» последний король Польши так и не успел.
Настоящее издание задумано, как книга для чтения — о восемнадцатом веке и Человеке, эту эпоху представляющем, — и включить в неё записки Понятовского полностью не представляется возможным: их «сугубо-историческая» часть (по объёму — примерно половина рукописи) задавила бы всё живое, что в мемуарах есть, чем они интересны и поныне любому читателю, независимо от даты его рождения.
Профессиональным же исследователям истории Польши, которым, разумеется, интересно всё, следует обратиться к оригиналу рукописи (существует несколько списков; часть из них — неполные; все, насколько нам известно, на французском языке) или же, что проще, к её полной факсимильной публикации, — также естественно, на французском языке, — предпринятой Российской Академией наук в 1914 (I-й том) и 1924 (II-й том) годах.
С этой публикации и сделан, — впервые в столь значительном объёме, — перевод на русский язык для нашей книги. Основу её составляют записки, вошедшие в I-й том и относящиеся ко времени молодости автора — пока Понятовский не стал ещё королём. Во II томе наблюдательного, добросовестного, подкупающего своей искренностью мемуариста всё более заслоняет Монарх — фигура, так сказать, официальная, занимающая в иерархии XVIII века столь исключительное положение, что упоминать о ней иначе, чем в третьем лице, Понятовский не считает возможным...
Именно исходя из занимаемого монархом положения, автор обильно включает в текст этой второй, «королевской» части своих мемуаров описания политических интриг, как международных, так и внутренних; подробно рассказывает о бесконечных недоразумениях и перепалках короля с русскими послами, сменявшими друг друга; описывает события открытой и тайной борьбы, сопровождавшей едва ли не каждый день его правления (причём, многое неоднократно повторяется), набрасывает эскизы к портретам сугубо второстепенных лиц; попросту перечисляет мало что говорящие нам имена, названия, должности, звания, сообщает о мелких, текущих событиях и фактах — и т. д., и т. п. Здесь же, прямо в тексте, приводится огромное количество достаточно пространных документов, весьма разных по своей значимости: тут и официальная переписка, и протоколы различных заседаний (сеймов разных лет, прежде всего), и принятые там документы, и дипломатические ноты, и меморандумы, и письма...
Весь этот материал и назван нами выше — «сугубо-историческим»; скорее всего, он известен историкам по другим источникам.
Включения подобного рода встречаются и в первом томе «Мемуаров», но там их сравнительно немного и это, как правило, экскурсы в историю других стран (мы выпустили, например, краткие сведения о событиях политической жизни России в период между правлениями Петра I и Елизаветы Петровны — они помещены в мемуарах в связи с миссией Понятовского в Россию). Второй же том почти целиком из разных сторонних включений и состоит, а личные впечатления и переживания автора уходят далеко на второй план, если наличествуют вообще. «Авантюрная» глава о похищении короля, едва не стоившем ему жизни, является, в сущности, единственным исключением: когда Монарху реально угрожает смертельная опасность, он вдруг вновь становится Человеком, хоть и продолжает говорить о себе в третьем лице...