Граф Брюль немедля учёл эти чувства Флемминга. Он знал, кроме того, что Сапега, оскорблённый нравоучительным тоном князя канцлера, мало-помалу отдаляется от него. И Брюль сумел воспользоваться слабостью этих трёх людей, чтобы, как я упоминал уже, посеять между ними семена раздора; семена эти были ликвидированы впоследствии, но уже после того, как силы, которыми располагала наша партия, была ослаблены.
Сперва я присутствовал на безрезультатных совещаниях разного рода, а затем, в день «возрождения» трибунала, назначенного на второй понедельник после Пасхи, лицезрел весь ритуал этой церемонии. Был момент, когда радзивилловские молодчики положили было руки на рукояти сабель — простое недоразумение они приняли за сигнал к схватке. Вспоминаю, что один из них, по имени Цехановецкий, наполовину вытащил уже свою саблю из ножен, но тут Флемминг, ударив его по плечу, сказал на ломаном польском языке:
— Бросьте, этого не потребуется!
Сказал так авторитетно и спокойно, что это подействовало.
Весь смысл поездки свёлся, таким образом, для меня к тому, что я познакомился со многими литовцами, с их политическими манёврами, да стал свидетелем печального итога борьбы страстей среди руководства нашей партии, способствовавшей успеху противной стороны.
Молодой Радзивилл, недоросль восемнадцати лет, едва умеющий подписать своё имя, стал маршалком трибунала, во время заседания которого вёл себя скорее как распоясавшийся школяр, чем как дурной судья, но его партия воспользовалась его именем, чтобы провести через трибунал множество несправедливых и незаконных актов.
Покидал я Вильну опечаленный, словно это я отвечал за успех всего предприятия. Мой возраст и моё мироощущение заставляли меня принимать исключительно близко к сердцу всё, что наносило ущерб нашей партии, неуспех которой я рассматривал и как нечто постыдное для меня лично, и как беду для всего государства...
Но уже вскоре новое действо открылось моим глазам.
III
Весной 1755 года король собрал сенаторский совет сейма во Фрауштадте. На сей раз он давал там аудиенцию турецкому министру, который должен был официально известить Польшу о приходе к власти нового султана.
Каждое появление короля на польской территории собирало вокруг него целую толпу поляков, жаждавших занять те или иные должности, назначение на которые зависело от короля. Вот и мои родители отправили во Фрауштадт меня вместе с моим дядей канцлером, с тем, чтобы попытаться получить для меня вакантное место стольника Литвы.
Моему старшему брату, обер-камергеру, было велено всячески этому способствовать. Ему это было удобно, поскольку его ссора с князем воеводой Руси давно уже держала его в стороне от всего что ставило дядю в оппозицию ко двору.
У меня оказались соперники, но брат сумел устранить их и преодолеть все препятствия — а их было не так уж мало. Мнишек не переставал твердить графу Брюлю, что надо разгромить партию Чарторыйских, если он хочет заставить уважать придворную партию, у которой моё назначение вызывало возражения.
Однако Брюль так же, как и его господин, рассматривавший Польшу как нечто второстепенное, дающее королю лишь право на почётный титул, был склонен скорее к решениям, сохранявшим известное равновесие между крупнейшими польскими семьями и не дававшим перевеса ни одной из них. И милости короля он раздавал равномерно.
У сейма не было, похоже, другой задачи, как отыскать повод для того, чтобы распуститься и дать королю возможность поскорее вернуться в Саксонию к его излюбленным развлечениям. Это ускорило и получение мною искомого места, к чему я не приложил ни малейшего усилия, не имея намерения становиться придворным. Свою беспечность я довёл до такой крайности, что брат счёл необходимым побеседовать со мной на эту тему.
Я запомнил его речи.
— Если вы не придаёте никакого значения отличиям, не следует принимать их, вызывая лишний раз недовольство соперников. Но коли уж вы их приняли, справедливо выказать хоть самую скромную благодарность. Никакая служба, никакие особые заслуги не дают ещё права рассматривать милости, вам оказываемые, как законное вознаграждение. Несправедливо утверждать: «Король даёт лишь то, что он вынужден давать кому-то по закону, и тот, кто получает, не обязан ему ничем, тем более, что даёт он обычно без разбора». Вам представляется, что многих награждают орденами зря? Спросите у ваших соперников, даже у людей нейтральных, находят ли они основательным ваше продвижение — и вы увидите, что всегда найдутся недовольные тем, что король и его фаворит оказались на вашей стороне... Неужели вы думаете, что я не устаю от той массы внимания, терпения, хлопот, которая требуется, чтобы добиться каждой малости, получаемой при дворе? И, конечно, меня больно задевает пренебрежение, оказываемое вами моим усилиям по вашему же делу — ведь вам несомненно будет во многих случаях приятно иметь какое-нибудь отличие...