Ещё день спустя великий князь с супругой и всем своим двором прибыл в Петергоф, чтобы провести там день святого Петра (29 июня по старому стилю, 11 июля — по новому), придворный праздник по случаю именин основателя этого места.
В тот же вечер во дворце был бал. Танцуя менуэт с Воронцовой, я сказал ей:
— Вы могли бы осчастливить несколько человек сразу.
Она ответила:
— Это уже почти сделано. Приходите в час ночи, вместе со Львом Александровичем, в павильон Монплезир.
Я пожал ей руку и пошёл договариваться с Нарышкиным. Он сказал:
— Приходите. Вы найдёте меня у великого князя.
И вот тут, поразмыслив немного, я и обратился к Браницкому:
— Хотите рискнуть прогуляться нынче ночью со мной по Нижнему саду? Бог весть, куда эта прогулка нас заведёт, но, похоже, всё кончится благополучно.
Он согласился, не раздумывая, и мы отправились в назначенный час в указанное место.
Елизавета Воронцова поджидала нас в двадцати шагах от павильона. Она шепнула мне:
— Придётся немного подождать... С великим князем там несколько человек покуривают трубки — и он предпочёл бы сперва избавиться от них.
Она несколько раз уходила, чтобы уточнить, когда наступит момент, которого мы ждали.
Наконец, она пригласила нас:
— Входите!
И вот уже великий князь с самым благодушным видом идёт мне навстречу, приговаривая:
— Ну, не безумец ли ты!.. Что стоило своевременно признаться — никакой чепухи бы не было...
Я признался во всём (ещё бы!), и тут же принялся восхищаться мудростью распоряжений его императорского высочества — ведь ускользнуть от поимки мне было невозможно...
Это польстило великому князю и привело его в столь прекрасное расположение, что через четверть часа, примерно, он обратился ко мне со словами:
— Ну, раз мы теперь добрые друзья, здесь явно ещё кого-то не хватает!..
Он направился в комнату своей жены, вытащил её, как я потом узнал, из постели, дал натянуть чулки, но не туфли, накинуть платье из батавской ткани, без нижней юбки, и в этом наряде привёл её к нам.
Мне он сказал:
— Ну, вот и она... Надеюсь, теперь мною останутся довольны.
Подхватив мяч налёту, великая княгиня заметила ему:
— Недостаёт только вашей записки вице-канцлеру Воронцову с приказанием обеспечить скорое возвращение нашего друга из Варшавы...
Великий князь потребовал, чтобы принесли столик для письма — нашлась лишь доска, которую и уложили к нему на колени. Он написал карандашом записку, настоятельно прося Воронцова всё исполнить, и вручил бумагу мне — вот она, передо мною, я сохранил оригинал. Там есть также несколько фраз, приписанных рукой его любовницы:
«Вы можете быть уверены в том, что я всё сделаю для вашего возвращения — поговорю со всеми на свете, и докажу, что не забыла вас. Прошу и вас не забывать меня, и верить, что я навсегда останусь вашим другом и готова на всё, чтобы служить вам. Остаюсь вашей преданной служанкой. Елизавета Воронцова».
Затем мы, все шестеро, принялись болтать, хохотать, устраивать тысячи маленьких шалостей, используя находившийся в этой комнате фонтан — так, словно мы не ведали никаких забот. Расстались мы лишь около четырёх часов утра.
Каким бы бредом всё описанное ни показалось, я утверждаю, что всё здесь безусловно верно.
Вот как началась наша с Браницким близкая дружба.
Начиная со следующего утра, все улыбались мне. Великий князь ещё раза четыре приглашал меня в Ораниенбаум. Я приезжал вечером, поднимался по потайной лестнице в комнату великой княгини, где находились, также, великий князь и его любовница. Мы ужинали все вместе, после чего великий князь уводил свою даму, со словами:
— Ну, дети мои, я вам больше не нужен, я полагаю...
И я оставался у великой княгини так долго, как хотел.
Иван Иванович осыпал меня любезностями. Воронцов — также. И всё же, у меня бывали случаи заметить, что далеко не всё обстоит так уж безоблачно — и надо уезжать.
Разрешением на отъезд я запасся заранее — пора было расставаться с Петербургом.
Путешествие моё протекало самым неблагоприятным образом. Все беды, способные задержать путешественника, приключились со мной. Так что лишь три недели спустя добрался я до Сиельце, куда родители переселились после смерти моей бабушки княгини Чарторыйской, скончавшейся 20 февраля этого года.