Более живой и энергичный, чем другие, он вставал ежедневно в четыре часа утра и всё необходимое писал собственноручно (уверяя, что не умеет диктовать), в то время, как остальные только ещё протирали глаза. Приветливый, пользовавшийся широкой популярностью, щедрый, он обладал даром убеждать, ибо был всегда чистосердечен, отважен и весел. Опыт, приобретённый в свете, на войне и в делах, научил его значительно большему, чем воспитание или образование.
Я вспоминаю, как на последнем заседании сенатского комитета, в котором он принял участие, он намеревался выступить с речью — и приказал мне накануне набросать черновик своего выступления.
Прочитав то, что я написал, он сказал мне:
— Быть может, это и недурно, но не в моём духе... Восемьдесят лет я говорил по-своему, и сделаю это снова.
И когда он прибыл в сенат, опираясь на старшего брата моего и на меня, и произнёс свою речь, я увидел множество увлажнённых глаз вокруг — столь неожиданно приятные, благоговейные даже чувства вызвали у тех, к кому он обращался, импозантная фигура отца, его одухотворённое лицо, его манера держаться — и говорить.
Ему было восемьдесят два года, когда я добился от него согласия на то, чтобы Баччиарелли написал его портрет; сходство на портрете безукоризненное, и именно эта работа положила начало репутации художника.
Едва несколько дней могли мы спокойно предаваться нашей скорби — надо было позаботиться о сеймиках этого года. Мой дядя-канцлер обеспечил мне избрание на сеймике в Мельнике. Там же, в Мельнике, двое моих братьев и я оформили акты раздела имущества. Брат Анджей отсутствовал, занятый на службе в Австрии, но он не задумываясь одобрил всё, что мы совершили, ибо мы поступили, как добрые братья...
II
А 30 сентября 1763 года, в Дрездене, скончался от апоплексического удара Август III — в канун той даты, когда тридцать лет тому назад он был избран королём.
Едва курьер принёс нам весть об этом, мы все направились в Варшаву. У примаса Любиенского собрался сенатский комитет. Вещи общеизвестные подробно изложены в протоколах его заседания, я же обращусь к тому, что известно сравнительно мало.
23 декабря 1763 года мои дядюшки, мои братья, сын и зять князя воеводы Руси, князь Чарторыйский, обер-егермейстер короны, кузен моих дядьёв, воевода Иноврацлавский Замойский и посол Кайзерлинг собрались у меня, ибо я не выходил в те дни по причине приключившегося со мной небольшого недомогания. Обсуждались способы избежать, по возможности, возникновения в период междуцарствия гражданской войны.
Собравшиеся зафиксировали:
1. Что саксонский двор отдал письменные приказания (они были предъявлены на этом совещании) трём уланским полкам — Брониковского, Шибеля и Биляка — перейти в распоряжение коронного гетмана Браницкого (к этому времени, его отношения с нашей партией вновь резко обострились).
2. Что вышеупомянутый коронный гетман приказал уже одному из этих полков обеспечивать бесперебойность его переписки с Саксонией.
3. Что принесённая гетманом присяга не даёт ему права увеличивать или сокращать численность войск республики.
4. Что, учитывая вышеизложенное, можно прийти к заключению, что Саксония (держава отныне, после смерти Августа III, для Польши иностранная) посылает гетману свои войска с целью расширить его возможности до степени, значительно превышающей определённые законом его званию рамки.
5. Что на замечание о том, что саксонский двор волен, дескать, распускать свои воинские части, имеющие право поступать затем на службу к кому угодно, а гетман, дескать, волен, как и каждый польский вельможа, содержать на свои средства столько войска, сколько ему заблагорассудится — есть все основания возразить: если гетман действительно намерен в период междуцарствия поступать строго в рамках, обозначенных его присягой, ему нет решительно никакой необходимости брать на службу иностранные войска.
6. Что поскольку мудрость предписывает каждому, имеющему добрые намерения, отыскивать способы оградить себя и свою страну от проявлений насилия, следовало ожидать, что и гетман станет действовать подобным же образом.
7. Что раз этого не случилось, как это вытекает из всего вышеизложенного, необходимо обратиться к императрице с просьбой оказать своим друзьям в Польше поддержку, позволяющую им навербовать достаточно войска, чтобы противостоять успешно тем, кто готовит насилие над законами, одинаковыми для всех польских дворян в период междуцарствия. Имея в виду, однако, что до обычного срока избрания короля остаётся совсем мало времени, а путь этот может оказаться слишком долгим, следует просить императрицу, в свою очередь, уволить со службы несколько отрядов, которые могли бы стать, по призыву лиц, присутствующих на данном совещании, или по призыву их сторонников, чем-то вроде местной милиции.