Заметив моё крайнее изумление подобной рекомендацией, и увидев, как я покраснел, — после того, как он произнёс эти слова, — дядя прибавил:
— Если вас удивляют мои слова, если вы слишком разборчивы, и не воспользуетесь, поэтому, моим советом, жизнь будет часто заставлять вас жалеть об этом.
X
Ввиду того, что по обряду, установившемуся по традиции, но никак не оговорённому в законах, кандидат на престол, объявленный таковым заранее, не должен был лично присутствовать на выборном поле, я отсутствовал там 7 сентября 1764 года и обедал в этот день с глазу на глаз с моей кузиной.
Мы долго беседовали в полном единении наших сердец; под конец, она сказала:
— Вы можете себе представить, конечно, сколько раз я задавала себе вопрос: что лучше для страны, для всех нас — чтобы королём стали вы, или мой отец?.. Судьба решила в вашу пользу, и я тоже убеждена теперь, что это и к лучшему, и желаю этого от всего сердца, так же искренне и нежно, как я целую вас.
Едва она произнесла эти слова, как мы услышали первый выстрел из пушки, возвещавший, что выборы закончены. Я поспешил к себе, чтобы подготовиться как следует к приёму примаса и моего дяди, которые, согласно церемониала, должны были известить меня об избрании.
Я не стану описывать другие частности, имевшие место в этот день — их можно найти в газетах и в собрании документов Нарушкевича.
Прежде, чем закончить, однако, эту часть мемуаров, следует рассказать ещё об одном обстоятельстве, мало кому известном, но несомненно достоверном.
За несколько недель до дня, назначенного уже для моего избрания, императрица, боясь, очевидно, как бы избрание это не наделало ей слишком уж больших хлопот и не привело, в частности, к объявлению войны со стороны Турции, написала (вопреки совету Панина, своего первого министра) Кайзерлингу, послу в Польше, что, поскольку она опасается значительных сложностей для своей империи и для себя лично в случае, если моему утверждению на престоле будет оказана открытая поддержка, она приказывает послу не рисковать, и не рекомендовать официально мою персону, а действовать в манере, позволяющей рассчитывать на последствия, наименее неприятные.
Панин, со своей стороны, осмелился написать Кайзерлингу: «Мне известно, что именно императрица вам написала, но после того что мы до сего дня уже проделали, честь нашей государыни и нашей империи слишком несомненно поставлена на карту; отступив, мы наделаем ещё больше бед, так что сделайте всё необходимое, чтобы достойно завершить начатое. Я вам это рекомендую».
У Кайзерлинга хватило отваги не подчиниться своей госпоже, и последовать совету первого министра. От имени императрицы он составил формальную рекомендацию моей персоне, а так как он был болен в те дни, то вместо того, чтобы вручить рекомендацию примасу лично (как это имело место на предыдущих выборах), он передал её через барона Аша, секретаря посольства, и выборы прошли безукоризненно единодушно и на удивление спокойно, а ведь на выборном поле, среди эскадронов дворянства, находилось немало дам... Всё обошлось без малейшего инцидента, если не считать того, что лошадь ударом копыта сломала ногу пану Трояновскому.
Многие дамы присоединяли даже свои голоса к кликам поддержки, испускавшимся последовательно отдельными воеводствами, по мере того, как примас в открытой коляске объезжал всех присутствовавших, чтобы получить из рук маршала конфедерации того или иного воеводства или из рук первых сенаторов — документы голосования, подписанные представителями данного воеводства, находившимися на поле.
Число подписавших, как я отметил это выше, было 5584. Но все, кто пересчитывал собравшихся в тот день на выборном поле, — а пересчитывали многие, — сошлись на том, что общее число присутствовавших составляло приблизительно двадцать пять тысяч человек (разница в подсчётах была незначительной) — и ни один из них не поднял своего голоса против меня.
В доверительном письме мадам Жоффрен, написанном некоторое время спустя, императрица употребила такое выражение: «Ваш сын (императрица имела в виду меня) сделался королём я даже толком не пойму — как».
Как видно, у неё под конец действительно не было полной решимости возвести меня на трон; благопристойность требовала, тем не менее, чтобы я постоянно утверждал, что она использовала все средства для того, чтобы сделать это.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
I
Прежде, чем продолжать эти мемуары, следует, вероятно, предупредить читателя, что ему не придётся более скучать, слушая, как автор всё время говорит о себе в первом лице. В то же время, истина и достоверность того, о чём пойдёт речь, не станут меньше от замены первого лица — третьим.