Во второй раз французская военная администрация выдвинула протест против вынесенного приговора и заявила о своем несогласии с зачислением меня в группу «не нарушивших закон». Так, спустя полгода (на том заседании я не присутствовала) Государственный комиссариат Бадена определил мой статус во время правления фашистского режима как «сопутствующая».
Из многих показаний под присягой, которые были предъявлены Судебной палате, самое необычное оказалось от Эрнста Егера. С тех пор как в 1939 году в Нью-Йорке он бессовестно бросил меня в беде, кроме его лживых заявлений в мой адрес в прессе, Егер никак себя не проявил. И теперь, спустя девять лет, читая его письмо, я недоумевала: как смог он, который ранее, являясь моим партнером, умудрялся использовать мое имя для денежных афер, с такой энергией теперь вступиться за меня? В заявлении, которое Егер прислал в Судебную палату отнюдь не по моей просьбе, он писал:
Голливуд, 28.
1385 Норт-Риджвуд-Плейс.
11 июля 1948 года.
Я, нижеподписавшийся Эрнст Егер, проживающий в Голливуде, клятвенно заявляю под присягой по делу денацификации Лени Рифеншталь-Якоб.
Я знаю госпожу Рифеншталь 20 лет. Будучи главным редактором берлинского «Фильм курир», я имел возможность проследить, как необыкновенно быстро она выросла до одного из самых значительных создателей фильмов в мире. В годы нацистского режима, с 1933 по 1938 год, во время нашей деловой поездки в Америку, между нами сложились довольно близкие отношения, позволившие мне глубже изучить ее личность и творчество, тем более что в то время я так или иначе был связан с производством ее фильмов.
Из-за статей, слишком явно прославляющих Голливуд, опубликованных мною в Германии в 1935 году, меня пожизненно исключили из Имперской палаты. Известие о моем изгнании появилось во многих газетах. Госпожа Рифеншталь приняла близко к сердцу мою вынужденную, на долгие годы, эмиграцию. Она сочувствовала мне не потому, что ожидала какой-то выгоды от написанного мной, а повинуясь исключительно внутреннему протесту. И подобная реакция оказалась характерной для нее, проявившись не только в моем случае, но и во многих других. Можно исписать целые страницы, повествуя о том, как госпожа Рифеншталь побуждала меня выступать в поддержку других литераторов, находившихся в изгнании, помогать им материально. Госпожа Рифеншталь и сама жертвовала на благое дело крупные суммы, хотя в те времена совсем не купалась в деньгах. Перед всем миром я могу доказать ее позицию «за», а не «против» евреев, французов, техников, рабочих, служащих и творческих деятелей различных национальностей — в течение ряда лет я вел дневниковые записи. Не многие знают, что долгое время она поддерживала материально своего врача-еврея. Большинство представителей Третьего рейха неприязненно относились к госпоже Рифеншталь, в первую очередь доктор Геббельс и его окружение, а также «старые члены партии», не видя в ней «проверенного борца», в лучшем случае — замечая честолюбивого художника и личность, не позволявшую собой командовать.