Одновременно с данным правовым спором в Мюнхене я проводила синхронные съемки фильма, заказала новые титры и после этого, уже в Риме, принялась готовить все необходимое для итальянской версии «Голубого света». Совместное производство в то время оказалось делом непростым. Три недели я ждала прибытия киноматериалов. С римским симфоническим оркестром и со студией «Фоно-Рим», в стенах которой планировалось записывать музыку и итальянскую речь, уже была достигнута твердая договоренность. Тем не менее я нервничала все больше.
Одновременно я старалась заручиться поддержкой итальянских бизнесменов в финансировании фильма «Красные дьяволы». Перспективы вырисовывались отличные, особенно когда к работе подключился Чезаре Дзаваттини, известный автор почти всех сценариев для кинокартин Витторио де Сики. Чезаре понравились мои этюды, и он объявил о готовности стать соавтором сценария. Де Сика согласился сыграть в нем одну из главных ролей.
Мы целиком погрузились в работу, и мне параллельно приходилось разбираться в особенностях итальянского менталитета. Очень часто мои партнеры не соблюдали поставленные сроки — и это порядком изматывало. Но когда в конце концов все складывалось благополучно, то сотрудничество получалось сказочным. Чрезвычайно талантливые итальянские коллеги оказались людьми впечатлительными, с широкой душой, великолепным творческим потенциалом. Профессионалы своего дела трудились и в копировальной киномастерской Каталуччи.
Двадцать первого ноября 1951 года в Риме состоялось блестящее гала-представление нового варианта фильма «Голубой свет». Профессор Грамацио пригласил на него именитых деятелей искусства и политиков. Взволнованно принимала я поздравления и цветы, дождавшись своего первого звездного часа после окончания войны. Но только и это счастье длилось недолго. Как бы восторженно ни звучали отзывы публики и прессы, продажа фильма в Италии оказалась сопряжена с определенными трудностями. Условия, предлагаемые некоторыми прокатчиками, не удовлетворяли синьора Грамацио: он ожидал, по крайней мере, покрытия расходов. Но никто не хотел давать гарантии. Рынок оказался забит новыми кинолентами. Тогда пришлось вновь обратить взор в сторону своего отечества, где «Голубой свет» до войны имел грандиозный успех.
Фотография вымогателя
За два дня до премьеры в Мюнхене фирма «Националь-фильм-прокат» устроила напротив руин национального театра в «Негасимой лампе» прием для прессы. Гюнтер Гроль, известнейший мюнхенский кинокритик, настойчиво ратовал за повторную премьеру и возобновление демонстрации моего фильма, назвав его «вехой в истории немецкого кино». И вот спустя двадцать лет со дня премьеры в Германии я выступала перед общественностью и пыталась скрыть от засыпающих меня вопросами журналистов внутреннее волнение.
Отзывы прессы оказались на удивление доброжелательными. Но тут журнал «Ревю» проявил себя во второй раз. Под заголовком «Перед новым стартом Лени Рифеншталь» 19 апреля 1952 года там опубликовали сообщение, которое по своей подлости превзошло первое — о цыганах в фильме «Долина». Это был акт мести Гельмута Киндлера, а точнее, как позднее утверждал мой друг журналист и писатель Гарри Шульце-Вильде, жены Киндлера, малоизвестной актрисы.
В материале, снабженном фотографиями и опубликованном в журнале «Ревю», под заголовком «Об этом молчит Лени Рифеншталь» говорилось, что я через несколько дней после начала войны в Польше оказалась свидетельницей преступления против евреев, совершенного немецкими солдатами. В статье подчеркивалось: «Лени Рифеншталь — одна из немногих немецких женщин, которая не только знала о чудовищных преступлениях, из-за которых страдает и сегодня во всем мире репутация Германии, но и видела все собственными глазами».
В качестве мнимого доказательства этого обвинения журнал опубликовал крупным планом фотоизображение моего искаженного от ужаса лица. На другой фотографии — лежащие у стены расстрелянные люди. Обобщая увиденное на снимках, любой читатель мог представить меня присутствовавшей на этих экзекуциях.