— Стой на месте, Каролл. Как любое животное, я чувствую твой страх и признаюсь, он лишь разжигает во мне аппетит. Но не бойся: днём я абсолютно спокоен. Зверь может захватить меня лишь в одно время суток:
ночью, когда на небо выходит полная луна, — Поунстер шумно засипел, а Милена наоборот – немного успокоилась и отступила от двери. Она перевела взгляд на грудь старика, где вчера зияла жуткая рана: сейчас то место было перебинтовано, но даже сквозь ткань просвечивали маленькие кляксы крови.
— Я знаю, тебе будет сложно меня простить за вчерашнее, но всё же я хочу извиниться. Ты просто не представляешь, сколько сил отнимает чёртово превращение! И жажда мяса становится настолько невыносимой, что ты теряешь контроль над своим телом… А моя рана лишь добавила мучений!
Будь проклят тот ведьмак с пустыря, что ранил меня вчера! – Милена по–мышиному пискнула, когда мистер Поунстер совсем не по–человечески оскалился, показывая крепкие, немного увеличившиеся в размере, зубы.
— О каком ведьмаке с пустыря вы говорите? Это он вас ранил? Но зачем? девушка спокойно выдохнула, когда старик спрятал зубы за плотно сжатыми губами. Неужели они говорят о том ведьмаке, что напал на неё в подъезде?
— Понимаешь, Милена, всё начиналось, как обычно. Чтобы никому не навредить, я, предчувствуя скорое превращение, отправился в заброшенный парк. Я всегда так делаю: там практически не бывает народу, а уж ночью тем более. Но вчера зверь захватил меня раньше, чем я был к этому готов. Я ещё не до конца успел превратиться в волка, как он нашёл меня – тот ведьмак с пустыря… — моряк насупился, и его густые седые брови опустились вниз, почти накрыв собой веки. — Он спрашивал о тебе, Каролл. А когда я отказался отвечать, ведьмак воспользовался моей беззащитностью после превращения и напал, — после этого признания морщины на его лице проступили отчётливее, напоминая глубокие складки на помятой одежде.
— А как это вообще произошло? Как вы стали оборотнем? – пролепетала Милена, стараясь не думать о том ведьмаке с пустыря. Интересно, на мистера Поунстера напал тот же незнакомец, что и на неё? А если и так, то, что ему от неё нужно? Почему он расспрашивал о ней?
— Я стал оборотнем во время одного плаванья. Мне тогда только исполнилось сорок лет, — морщины на лбу старика слегка разгладились, когда он перестал говорить о ведьмаке с пустыря. А перед Миленой все утренние эпизоды сложились, наконец, в цельную картину. Кровавое пятно в лифте… Сырое мясо на столе… А на лапе болонки наверняка остались засохшие разводы из–за того, что мужчина касался её выпачканной в крови рукой.
А мистер Поунстер, тем временем, полностью ушёл в воспоминания:
— Когда мы с товарищами пришвартовались в одном порту, чтобы отпраздновать моё сорокалетие, к нам на корабль подсел незнакомец.
Признаюсь, за это время я немного подзабыл его лицо. Помню лишь, что он имел ярко выраженную азиатскую внешность, а всё его тело было покрыто множеством разноцветных татуировок, — старик задумчиво причмокнул губами, пытаясь вспомнить детали, но сдался и продолжил рассказ:
— Этот незнакомец быстро сдружился с коллективом. Один лишь капитан его недолюбливал: каждое полнолуние парнишка куда–то пропадал и никто не мог его найти. Хотя мы обыскивали всё судно! И вот однажды, когда капитану эти исчезновения вконец надоели, он решил проследить за нашим загадочным другом, — мистер Поунстер грустно скривился, и по его щеке скатилась горькая слеза, оставив влажный след на обветренной коже.
— И что случилось дальше? – тихо спросила Милена.
— Поверь мне, девочка, ничего хорошего. После той ночи наш капитан стал каким–то странным: он замкнулся в себе, раздражался по любому поводу и так сильно выходил из себя во время ссор, что дело часто кончалось драками.
А потом он тоже начал куда–то пропадать по ночам и чаще всего – во время полнолуний… А спустя несколько месяцев, мы с друзьями обнаружили мёртвое тело того азиата. Все тогда дико испугались: представляешь, малому кто–то глотку перегрыз! В буквальном смысле! – вспомнив вид крови и её затхлый запах ржавых монет, Милена нахмурилась. – А ещё спустя неделю, я проснулся посреди ночи от ощущения, будто меня кто–то кусает. Только вот это был не комар, как я тогда подумал! В полутьме каюты я узнал лицо капитана Броумена! – старик взвыл и схватился за свою голову, как в приступе мигрени, но Милена знала, что его беспокоит не столько физическая боль, сколько душевная.